2024-й

Скопа поморщился:

— Да мне даже смотреть на них противно. Извращение какое-то.

— Тогда просто выпьем.

— Я трансгуманист!

— Теперь и трансгуманистам можно, — сказал Гулько жизнерадостно. — Поставь желудок подороже, не скупись! Все будет переваривать, ничего лишнего не оставит.

Скопа кивнул:

— Ладно… зайду.

Я обвел взглядом просторный кабинет, что уже и не кабинет, как считаю упрямо, а порно какое-то из-за лишней роскоши и ненужной мебели в стиле допотопных луев.

Народ балдеет, хотя сейчас разгар рабочего дня. Да, конечно, мы — руководство, но и верхний эшелон не должен увиливать от работы так уж открыто…

Через два кресла от меня Василий Петрович довольно рассказывает Лоре, как его друг Арнольд Изяславич с такой неохотой шел к нам, а теперь гордится, что писал речи НПСам, за них получил восемь престижных премий, подкрепленных памятными медалями, статуэтками и солидным банковским счетом.

Секретарша слушает его с восторгом, я вижу в ее глазах и алчный расчет: Арнольд Изяславич очень интеллигентный и мягкий человек, идеальный кандидат на роль мужа, если правда, что у него еще и банковский счет…

Столько красивых женщин, мелькнула мысль, а у меня никогда не было личной жизни. Ни с одной женщиной ничего не было. Ни-че-го. Секс не в счет, это раньше он был чем-то, а теперь не больше чем дружески похлопать по спине. А то и меньше.

К нам приблизилась Алёна, рослая, с подчеркнуто прямыми плечами, уверенная. В руках уже откупоренная бутылка с яркой наклейкой.

— Коньяк? — спросила она. — Жаль, не самый лучший…

Скопа отмахнулся:

— Главное не что, а с кем. Ты что такая встревоженная?

— Работа, — объяснила она. — Пластическая хирургия развивается стремительно, я себя постоянно с ужасом спрашиваю, до каких пор можно вмешиваться в человеческое тело…

— И что? — спросил Скопа с интересом.

Она ответила серьезно:

— Не нахожу ответа.

Скопа зевнул, потянулся до хруста костей.

— А зачем искать? Будущее покажет. Эволюция лишнее отметет.

— Эволюция работает медленно, — заметила она. — У нас нет миллионов лет в запасе. Уже через десять-двадцать лет возможности по перестройке тела будут такими, что мама не горюй! Не то что мать родная, сам себя не узнаешь…

К нам подсел ближе Тимур, подставил рюмку. Алёна налила ему «с горкой», так что Тимур едва-едва донес до рта, не пролив на пол.

— Особенно, — заметил Скопа, — когда и сознание начнем перестраивать.

— Уже перестраиваем, — уточнил педантичный Тимур. — Как будто ты еще можешь жить без модафинила!

Я чувствовал нарастающее раздражение.

— И что, — спросил я громко, — мы в самом деле хотим войти в сингулярность? Все еще хотим?

На меня начали оглядываться сперва в недоумении, но увидели мое злое лицо, стихли, только Тимур развел руками.

— Володя, — сказал он, — ты чего?

— А ты не видишь? — спросил я раздраженно. — Раньше человеческий род безжалостно выпалывали от больных и слабых пещерные медведи, саблезубые тигры, гигантские волки…

— Судя по фильмам, — добавил он с самым серьезным видом, — и динозавры.

— Но ту фигнячую мелочь мы перебили, — сказал я. — Теперь нами занялись крутые рейд-боссы. Семь тысяч телеканалов круглосуточно крутят три миллиона фильмов и постоянно пополняемые сериалы! Выпалывают куда беспощаднее, не так ли?

Он почесал голову, признался:

— Так. Только самые-самые могут выстоять. Им новостного инета достаточно, остальные гибнут, хотя тела еще ходят, жрут и срут, кислород расходуют. Я с тобой согласен. Полностью! Но я уже не могу отказаться от такого комфорта. Я нормальный, а не подвижник какой сдвинутый.

— А что, — спросил я, — в комфорте нельзя вкалывать?

— Трудно, — признался он. — Человек должен малость голодать, чтобы творить великое. А сейчас, когда жрем и жрем от пуза, но не толстеем… это же сказка!

Я сказал с тоскливой злостью:

— Выходит, и мы влипли? И не видать нам сингулярности?

Тимур огляделся, помахал рукой Гулько:

— Иди сюда, брюшное!

— Иду, — отозвался Гулько. Он опустил задницу в подкатившееся кресло, осведомился: — А почему брюшное?

— Не животным же называть, — буркнул Тимур. — Хотя живот у тебя ой-ой!.. Не думал желудок урезать?.. Теперь даже надрезы на брюхе не делают.