Невменяемый скиталец

— Продолжайте расследование! Великий Кзыр обещал прибыть очень скоро, и ему обязательно понадобится знание каждой детали трагической диверсии. Все свободны!

Затем генералы дождались пока останутся только вдвоем и с банальной безысходностью достали свои походные фляги с гремвином:

— Напьемся с горя?

— А что еще остается делать!

ГЛАВА ВТОРАЯ

ТУМАН

Молодой дознаватель вошел в палатку полевого госпиталя первым и придержал плотный полог, с состраданием глядя, как следом за ним вошли на костылях двое раненых. На них тоже хватало бинтов на обожженных участках тела, но они хоть могли ходить, хорошо видеть и четко рассуждать. Чего нельзя было ожидать от их большинства товарищей.

— Ну вот, внимательно к нему присмотритесь, — дознаватель приподнял вуаль тонкой марли над лежащим без сознания человеком.

Лицо раненого было изуродовано настолько, что даже его насмотревшиеся на подобные кошмары за последние сутки товарищи, поморщились:

— Эх, как его угораздило…

— Да, уродство на всю жизнь обеспечено.

— И кто это может быть? — дознаватель не очень вежливо оборвал соболезнования.

— А он — Кзыр? — последовал наводящий вопрос.

— Нет. В таком состоянии мы бы увидели. Такой же как и вы, простой человек.

— Хм…, судя по кончику сохранившихся тонких усиков, — стал размышлять один из раненых, — Это скорей всего Банг, Даждамир или Мирхайдар.

— Да где ты там усики увидел? — удивился второй раненый, нависая над неопознанным товарищем с другой стороны, — Это просто выгоревшая полоска осталась. Мне больше кажется что это Муроджан или Заринат. Точно! Скорей всего — Заринат.

— Ты уверен? Хотя…, и в самом деле очень похож…

Дознаватель тут же стал сверять названные имена с имеющимися у него списками. Бормоча при этом вслух:

— Даждамира опознали по оплавленному фамильному медальону. Муроджана — по запекшемуся на голове шлему. Так, где у нас остальные…? Вот! Банг опознан по сапогам и оставшимся в нем ногам по колено. У этого — ноги целы, значит это не Банг. А вот Мирхаидар опознан по оружию и большому шраму на спине. Значит… Уф! Неужели у меня все совпало?! — кажется, молодой дознаватель радовался больше всего сошедшемуся количеству тел с количеством пропавших без вести в его списках: — Скорей всего это действительно Заринат. Тогда та кучка останков принадлежит вашему сотнику «Длинному»! Не иначе, как он слишком близко подошел к врагу, и его разорвало в клочья. Да, ведь так и утверждали многие…

Неожиданно пребывающий в коме раненый судорожно задергался, застонал и с дрожью приподнял свои красные от ожогов, без единой реснички веки. Безумным взглядом обежал склонившихся над ним людей и выдавил из глотки хриплые, трудно различимые слова:

— Туман, кругом один туман… Я умер?

Оба товарища еще ближе склонились над изголовьем, наперебой восклицая:

— Заринат! Ты очнулся?

— Как ты? Нас узнаешь? Заринат, отвечай!

— Эй, Заринат! Это мы: Вазир и Шавкат!

— Ну, дружище! Присмотрись лучше!

Но раненый весь трясся непонятной дрожью, и в ответ только и сумел выдавить непослушными губами:

— Кто…, я?

— Заринат, неужели ты забыл свое имя?

— Вспомни, Заринат и постарайся не умирать!

Чуть раньше в палатку вошел бледный от недосыпания Кзыр из врачебного корпуса и как только осознал происходящее, гневно зашипел на тройку посетителей:

— Вон отсюда! Ему не то чтобы двигаться, ему потеть вредно! Я его час назад с таким трудом усыпил, а вы!

— Все, уважаемый! Уходим, не кричите, — дознаватель опять придержал полог палатки, помогая выйти раненым на костылях, и уже выходя, бросил напоследок через плечо: — Можете записать его имя и звание: Заринат, десятник второй сотни.

Тогда как врач опять магическим прикосновением вводил тяжело раненного и практически полностью обожженного человека в оздоровительный сон.

В последующие несколько дней врачи и медсестры уделяли больному очень много внимания, но с каждым разом все больше и больше убеждались в неутешном диагнозе: мало того что десятник останется на всю жизнь с неприятными уродливыми шрамами по всему телу, так он еще вряд ли вернет себе утерянный рассудок. Заринат превратился в ничего не понимающее растение, которое только после каждого пробуждения задавало одни и те же вопросы: