Имаго

Я отхлебывал кофе мелкими глотками. Горячее варево покатилось по пищеводу вглубь, но еще по дороге всасывается перистальтикой, пошло в мозг, и мысли побежали четче, ярче, отграненнее. Аксиома, что одна и та же порция крови омывает и вот этот мой кристально ясный мозг, и горячее сердце, и презренные гениталии. Даже кишечник наполняется той же кровью, что по большому… или малому кругу, неважно, идет в мозг. Это мы знаем, но вот только выводы из этой постоянной циркуляции делаем разные.

В последнее время возобладало мнение, что раз та же самая кровь в голове, что и в кишечнике, то и содержимое в голове должно быть примерно такое же. И вся наша цивилизация момента построена на этом. Все шоу, все СМИ, вся политика, все отношения между друзьями, между мужчиной и женщиной, между странами, конфессиями…

На этом фоне я выгляжу уродом, который из этого же факта пытается делать противоположные выводы. Мол, если та же кровь омывает и мозг, и задницу, то пусть и задница будет такой же, как мозг. И это в обществе, где чаще думают задницей, даже не зная о добавочном козыре в свою пользу в виде этой циркуляции крови!

– Решение обычно лежит в противоположном направлении, – сказал я себе вслух. – Противоположном тому, где традиционно ищут.

Я представил себе лица Майданова, Лютового, Бабурина, Вертинского, своих коллег по службе, отца и мать… Только Таню оставил в покое, она пойдет за мной всюду, за любым мною, но остальные…

Даже Лютовой будет против, резко против, не говоря уже про Майданова и прочих-прочих-прочих и прочейших, хороших и милых интеллигентных людей. Хороших и милых, которые устроились в этом мире, прижились, хорош он или плох, но уже стерпелись, другой жизни не представляют, менять не собираются, не хотят и… не дадут.

Эти милые интеллигенты страшатся любой острой мысли. Даже не задумываются, верна она или не верна. Главное, что она остра, она беспокоит, она жалит, потому от нее лучше избавиться, что вообще-то естественно. А как мы сами реагируем на умного, но язвительного собеседника? Более того, кого скорее возьмем в друзья, с кем предпочтем общаться, дружить семьями и так далее: с язвительным гением или же с посредственным, но милым малым?

Уверен, сотая или десятая доля процента предпочтет гения, но здоровое большинство… подчеркиваю, нормальное здоровое большинство предпочтет милого парня, с которым никаких проблем, от которого никаких неудобств, с кем приятно и на рыбалку, и в компашку, и в прогулку на велосипедах.

Да я сам таков. И какой бы ни была высокой и благородной цель построения коммунизма, но ее разрушила наша зависть к юсовцам, которые просто жрут, трахаются, ни к чему высокому не стремятся, ни на какие горы не лезут, а просто балдеют, оттягиваются, расслабляются, жируют в свое скотское, но такое приятное и понятное удовольствие!

Потому любая идея перестройки общества будет объявляться опасной, а к ней будут приклеиваться ярлыки типа «фашист», «антисемит», «расист», пусть даже этим не будет пахнуть и близко. Сейчас вся идеология «общечеловеческих» разрешает только один узенький путь, по которому можно и нужно идти. Путь еще большего освобождения от любых принципов, будь это осточертевшие честь, достоинство, верность или такие уже устаревшие, как стыд.

Я посмотрел на комп, дал команду закрыть все проги и отправляться спать. Клянусь, завтра начну. Завтра начну записывать и подгонять одно к другому требования к Человеку Завтрашнего Дня. То есть из приготовленных кирпичиков возводить Здание.

Утром, выйдя из подъезда, увидел у дальней бровки тротуара старенькую «Волгу» Лютового. Крупные желтые листья превратили ее в огромную божью коровку, а Лютовой свирепо уничтожал шедевр, листья летели во все стороны, как будто он лупил по ним метлой.

– Доброе утро, – сказал я. – Не проще ли в гараж?

– Далеко, – огрызнулся Лютовой. – Это в Юсе три проблемы: как въехать на хайвэй, как съехать с хайвэя и где припарковать машину. А я бросаю перед домом.

– А зимой как?

– До зимы еще дожить надо, – сообщил Лютовой таким тоном, словно ему было за девяносто или уже сидел в камере смертников. – Как дела?

– Тащусь на службу, – ответил я. – Вчера по Москве было восемь взрывов. Семь убито, одиннадцать ранено. Еще пятеро застрелено, семерых забили подручными средствами. Впервые число убитых больше, чем погибших в автокатастрофах…

Лютовой буркнул:

– Колабы, их и надо стрелять.