Жребий

— Да.

— Это будет неприятно и опасно.

— Я знаю.

— Но огонь, говорят, очищает, — задумчиво сказал Бен. — Очищение чего-нибудь да стоит, как по-твоему?

— Да, — повторил Марк.

Бен поднялся.

— Надо возвращаться.

Он, бросил тлеющую сигарету в кучу сухих сучьев и ольховых листьев. На зеленом фоне можжевельника на два или три фута поднялась узкая белая ленточка дыма, и ветер разорвал ее в клочки. В двадцати футах от них, на подветренной стороне, лежала здоровенная груда ветровала.

Не трогаясь с места, они зачарованно глядели на дым. Он стал гуще. Появился язычок пламени. Занялись прутья, и из кучи сухих веток донеслось негромкое постреливание.

— Сегодня вечером им не придется гонять овец и разгуливать по фермам, — тихо сказал Бен. — Сегодня они станут беглецами. А завтра…

— Мы с вами, — сказал Марк, сжимая кулак. Бледность исчезла, уступив место яркому румянцу. Глаза полыхали.

Они вернулись на дорогу и уехали.

На полянке, выходившей на линию электропередачи, в куче хвороста все сильнее разгорался огонь, подгоняемый осенним западным ветром.