Морли поверил и испугался. Его щеки снова покрылись лихорадочным румянцем, и он проговорил хриплым от волнения голосом:
– Нет. Я обязательно приду в пятницу… Я не смогу так долго ждать. Я приду пораньше, до приема.
– Как хочешь, – с тем же деланным равнодушием ответила Лиза и отправилась восвояси.
Проходя мимо часового, она сделала ему глазки, послала воздушный поцелуй и томно прошептала:
– Пока, красавчик! Увидимся в пятницу!
Глава шестая
Самвел уезжал в город и вернулся оттуда веселый и довольный. Борис предпочитал не думать, отчего так блестят глаза абрека. Самвел привез газеты и письмо от Лизы. Она писала, что есть новости, чтобы Борис возвращался скорее в город, чтобы по приезде шел на Греческую улицу в фотографическое ателье Зеленковского, там ему сделают документы, и что днем, в два часа, она ждет его в кофейне у кинотеатра «Паризиана».
Выехать предполагали вечером, так что Борис пока валялся на кошме и от скуки читал газеты. Самвел привез «Батумский вестник», «Батумскую жизнь» и «Эхо Батума». Ничего такого интересного в газетах Борис не обнаружил, хотя внимательно просмотрел криминальную хронику. Никакого трупа в кофейне Сандаракиса не нашли, очевидно, бандиты позаботились вовремя избавиться от тела Исмаил-бея.
Целый подвал «Эха Батума» занимала перепечатанная из тифлисской газеты статья о председателе меньшевистского правительства Грузинской Демократической Республики Ное Николаевиче Жордания[13]. В общем, рассказывалось, какой он замечательный, а в конце Борис с изумлением прочел строчки местного рифмоплета:
Дальше опять было оборвано, потому что Самвел по дороге скрутил именно из этого куска газеты самокрутку. Борис вспомнил почти такие же стихи про Деникина и поразился, насколько одинаково мыслят плохие поэты.
До города добрались без приключений. Не доезжая версты две, Самвел остановился.
– Дальше сам пойдешь, пешком.
– Спасибо тебе, Самвел. – Борис соскочил с коня и протянул поводья абреку.
– Э, генацвале, я не ради тебя это делал. – Самвел отвернулся и пришпорил коня.
Борис зашагал к городу, навстречу солнцу, вдыхая прохладный утренний воздух.
Фотографию он нашел без труда, всего два раза спросил дорогу. Маленький черненький человечек, шустростью движений похожий на жука-водомерку, отворил Борису дверь ателье.
– Господин Зеленковский?
– Слушаю вас! – Человечек раздвинул в улыбке розовые губы.
– Автандил просил передать, что виноград нынче кислый, – вполголоса, но очень четко проговорил Борис.
Человечек мгновенно переменился в лице, всплеснул руками и закивал головой:
– Тише, тише! Вот вы, оказывается, по какому делу. Стало быть, желаете документ?
– Именно, и, если можно, поскорее.
– Так-так-так. – Человечек усадил Бориса в кресло и забегал вокруг. – Значит, блондин, но не светлый, а скорее пепельный, глаза серые, рост…
– Скажите, а какое значение для документа имеет мой рост? – полюбопытствовал Борис.
– О, вы не понимаете! В таком деле все имеет значение! Прежде всего давайте выберем вашу национальность.
– Что?
– Ну, кем вы хотите быть: грузином, аджарцем, турком, итальянским коммерсантом… греком, наконец?
– Видите ли, в чем дело, – Борис не ожидал такой постановки вопроса и несколько растерялся, – вряд ли я похож на грузина, сами вы только что заметили, что я блондин.
– Вот если бы вы были рыжий, – мечтательно протянул человечек, – я сделал бы из вас распрелестного армянина… но, знаете, в Грузии лучше не надо. Из иностранцев тянете вы на немца, но немцев здесь не любят… Вот если по торговой части, турком…
– Я, уж простите, ни по-турецки, ни по-итальянски не говорю, – прервал его Борис. – Так что давайте сделаем меня русским. И фамилию какую-нибудь попроще…
– Вот это вы правильно! – обрадовался человечек. – Никаких знаменитых фамилий, Голицыных там или Юсуповых. А то некоторых гордыня обуревает, заказывают такое! На иного клиента смотришь – ну жулик жуликом, а туда же – Юсупов!
Выбрали фамилию Расплюев. Зеленковский крикнул мальчишку и велел ему отнести все данные Карлу Ивановичу.
– Вы не сомневайтесь, Карл Иванович – это талант, каллиграф отменнейший! Все сделает как надо, а вы, может быть, пока желаете сняться на память?