Баймер

Антон посмотрел на распахнутые ворота, пульт управления там, в будке, махнул рукой, вроде бы колонны черных мерсов с затемненными стеклами не видать на горизонте, поинтересовался:

– Как тебе у нас?

– Пока нравится, – признался я. – Честно. Уже привык, хотя я вообще-то волк-одиночка. Только один Козаровский для меня… гм… ну, это, может быть, потому, что я его еще не знаю.

– Поближе узнаешь, – предостерег Антон, – подальше пошлешь. Это о Козаровском. Но шеф его ценит. Это Серега, к примеру, работает, спустив в рукава, а Козаровский землю роет! Потому и получает больше всех…

– Ну, – заметил я, – все вы получаете неплохо, судя по вашим мордам.

– Неплохо получаем по мордам? Это верно, бывает. Но бабок все равно мало. Единственное, что могу себе позволить на такую крохотную зарплату, это музыка, женщины и вино, поскольку газ, продукты питания и квартирная плата уже не по карману.

Он захохотал, отправился в будку. Я выжал сцепление, машина медленно покатила по широкой Аппиевой дороге, такой же надежной, простоит века и века.

Перед особняком мерс и джип, остальные машины в подземном гараже. Я там не был до сих пор, да и как-то не тянет, находился по всяким подземельям еще с Бехолдера, да и всякие там думы, кваки, сины и прочие дайкатаны почему-то без блуждания по сточным трубам жить не могут, а уж в подземных гаражах, как знаю по фильмам, стоит треск от пулеметных очередей, там рвутся гранаты, бухают гранатометы, ящики с наркотой вспыхивают, как цистерны с бензином, а на другом конце гаража торопливо цементируют очередную яму с трупами.

Я нежно прикрыл дверцу Серебряночки, у меня нет рефлекса советского автомобилиста смачно хряпнуть дверью, палец уже привычно нажал кнопку на брелке с ключами, Серебрянка ласково подмигнула мне фарами. Мол, сигнализация включена, не волнуйся, я никому не отдамся.

На крыльцо вышел, загораживая дорогу, Козаровский. Настроение сразу упало. Обычно он сидит в операторской, за всеми наблюдает, за всеми подслушивает. Он не только видел, как я подъехал к воротам, но мог даже слышать, что спрашивал Антон и что я объяснял.

Не боись я так этого кагэбиста, перемыл бы ему вслух и всласть кости, натолкал всякого, мол, подслушивать своих нехорошо, но, во-первых, для такого человека своих не бывает, во-вторых, если честно, у меня ноги подгибаются, когда чувствую на себе его холодный взгляд.

– Седьмая камера плохо показывает, – сказал он механическим голосом. – У тебя как с квалификацией?

– А что плохо? – пробормотал я. – Не переключается?

– Переключаться переключается, – сказал он строго, – но изображение какое-то мутное.

– Так, может, просто грязь на объективе? – предположил я.

– Может, – согласился он высокомерно. – Вот и проверь. А потом доложи!

Я потащился дальше с вконец испорченным настроением. Камеры почти все смотрят сверху вниз, к тому же снабжены щитками, иначе вороны начнут гадить в объективы так прицельно, словно у них лазерная наводка для дерьмометателей.

И только в коридоре злость растушевалась, взамен пришла сладкая боль. Дверь приемной все ближе, ближе…

Грудь моя поднялась, застыла, плечи распрямились, я надел на лицо улыбку человека, который одной левой делает все то, что человечество всеми четырьмя, толкнул дверь.

В залитой солнечным светом комнате, сияющей, слепящей, похожей на уголок небесного рая, – Вероника. И больше ничего нет, даже вместо стен розовые тридэшные облака, тоже пронизанные светом, бодрящие, как кофе.

– Здравствуй… Вероника, – проговорил я.

– Здравствуй, Андрий, – ответила она. – Погоди минутку.

Я остановился, осчастливленный, она хочет со мной общаться, но Вероника ткнула пальчиком в кнопку коммутатора, сообщила, что я пришел, выслушала ответ и молча указала мне глазами на дверь кабинета.

Конон в своем кресле за тыщу баксов разговаривал по телефону. Мне кажется, я не заставал его в другой позе. А если бы он был генералиссимусом, то всякий раз я видел бы его у карты страны. А то и мира.

– Здравствуйте, Илья Юрьевич, – сказал я уважительно.

Он кивнул, глазами указал на кресло. Я сел на самый краешек, так выглядит почтительнее, весь внимание, готовность сорваться с места и мчаться выполнять любое желание. А если честно, то я в самом деле переполнен благодарностью, в самом деле хочется что-то сделать для этого человека, помимо того, что делаю за свое жалованье.

Трубка опустилась на рычажки. Он окинул мое лицо испытующим взглядом. Я сказал поспешно: