40  

– Как? – изумился я. – Да это… это… Смотрите!

Я вошел в «Купить участок», нажал. В животе у меня напряглось, а ощущение поражения уже поднялось по горлу, свело челюсти так, что заныли зубы. В лобных пазухах стало тяжело, как при затяжном гайморите, а в мозгу повисла черная пелена. Мои пальцы двигались все медленнее.

Светлана Васильевна смотрела рыбьими глазами. Так смотрят на экран кошки, собаки и люди двадцатого века, замечая лишь перемещение световых пятен.

– Вот тут надо нажать, – объяснял я жалким заискивающим голосом. – Берете в ладонь вот это милое устройство… Здесь три кнопочки… Указательным пальцем зависаете над крайней слева… Даже опускаете пальчик… какой у вас великолепный маникюр!.. но не жмите, не жмите…

На дисплее высветился зеленый участок с редкими деревцами, одной лужицей и безобразным голым пригорком. Справа дорога – шоссе, автобус отошел, фыркнул черным дымом. На краю дороги сиротливо стояла молодая женщина с маленьким саквояжиком в руках и растерянно смотрела на пустой участок.

Я жадно всматривался в лицо хозяйки могущественного босса. В ее глазах большой породистой рыбы появился некий интерес. На экране в позе сиротки стоит она сама. В ее нынешнем платье. Дело в том, что я вчера получил от Конона ее фото, выбрал подходящие, натянул skin, это все умеют, поставил ее лицо, а затем, когда покупал комп, прямо там, в фирме, инсталлировал уже подготовленную игру. И вот теперь она на краю тротуара, только что высаженная из автобуса, отрешенно смотрит на зеленый газон, участок земли, который она купила. У нее осталось всего семь тысяч долларов на мебель, кухню, холодильник, спальню…

– Обустраивайтесь, – сказал я заботливо. – Сейчас вы в порядке, но скоро захотите кушать, устанете. Вам понадобится холодильник, кресло или кушетка для отдыха…

Она тупо смотрела в экран. Иногда мне казалось, что изображение для нее исчезает, она видит только цветовые пятна, но глазные яблоки в орбитах все же двигаются, зрачки за чем-то следят…

Ее умело накрашенный рот изогнулся в брезгливой гримасе.

– Но это же компьютер! – произнесла она протяжно. – А я не знаю, как он работает.

– А как работает телевизор? – спросил я торопливо. – Даже я не знаю! А я ремонтировал все марки. Это тот же телевизор, только управляете собой сами. Берите мышку в правую руку… вот это устройство и есть мышка…

Она сказала с недовольной гримаской:

– Ну, знаете ли… Илья Юрьевич что только не придумает!

Я сказал уважительно:

– Илья Юрьевич очень хотел, чтобы вы попробовали…

Это было рискованно, Конон такого не говорил, но мне надо спасать шкуру, сейчас моя карьера не просто зашаталась, а затряслась, как при землетрясении.

– Ну, знаете ли, – повторила она еще недовольнее, – Илья вечно что-то придумает. То самолетики в дом таскал, то модели двигателей… Он вынужден был возиться с техникой, работа такая, а я… я человек искусства, для меня Пикассо – бог…

Однако если Пикассо бог, то Конон – полбога, и она не осмелилась встать и уйти, смотрела, как я вожу мышкой, потом взяла ее в ладошку сама. Держала мышь брезгливо и очень цепко, будто это и в самом деле живой грызун, вот-вот извернется и вцепится в палец длинными отравленными зубами, на которых микробы, потому надо держать крепко, даже душить, чтобы не вырвалась. Курсор ползал по экрану везде, но только не там, где надо, а так как я настроил все три кнопки и даже колесико, то по пути ставились на газон холодильники, кусты, даже стены…

На экране цифра, означающая сумму в долларах, обнулилась. Светлана Васильевна сказала с досадой:

– Вот видите! Ничего не получается.

– У вас получается намного лучше, чем у большинства, – похвалил я, это надо делать обязательно, иначе начинающие совсем падают духом и бросают это дело, «чтобы не позориться», – другие вовсе не попадают курсором в экран! Теперь делаем так… Выходим без сохранения… вот снова вы у обочины, смотрите на свой участок, у вас прежние семь тысяч.

Она сказала с сомнением:

– Тогда лучше сперва поставить стены?

– Мудрое решение, – похвалил я. – У вас, в самом деле, получается хорошо.

Мне показалось, что кончики ее ушей порозовели от удовольствия. Конон заботится о ней, это ясно, но явно лишь как о боевом товарище, который с ним шел плечо в плечо по тайге, жил в бараке, коммуналке, который с ним безропотно переносил голод и холод, растил детей, а теперь заслужил покой и отдых. А он, Конон, счастлив, что может дать ей покой и отдых… но в нем самом еще столько звериной силы, что какой там отдых, с шашкой наголо несется на боевом коне, что-то там создавая, захватывая, расширяя, это на нем еще пахать и пахать, взрыхлять Змеевы Валы…

  40  
×
×