192  

И вдруг лента побежала из ее рук сама, словно что-то снизу тянуло ее за конец. Не только тянуло ее, – бежало вместе с ней. Беверли уставилась на скользящую ленту, ее глаза расширились, губы округлились буквой "О" от страха – страха, да, но не удивления. Знала ли она? Знала ли она о чем-либо, что могло произойти?

Лента добежала до конца и остановилась. Восемнадцать футов, почти шесть ярдов.

Мягкий смешок донесся из отверстия, за ним последовал низкий шепот, он был почти укоризненным: «Беверли, Беверли, Беверли... Ты не можешь тягаться с нами... Ты умрешь, если будешь пытаться... Ты умрешь, если будешь пытаться... Ты умрешь, если будешь пытаться... Беверли... Беверли... Беверли.., ли-ли-ли...»

Что-то щелкнуло внутри этого трубоизмерительного сооружения, и лента с выпачканными цифрами и метками неожиданно побежала назад в свой чехол. Ближе к концу – последние пять или шесть футов – желтая поверхность была темной и закапана красным, Беверли закричала и бросила ее на пол, словно лента неожиданно изогнулась в живую змею.

Свежая кровь текла тонкой струйкой по чистому, белому фарфору ванны и стекала назад в широкий глаз стока. Она наклонилась, всхлипывая – ее страх тяжестью застыл в желудке, – и подняла ленту. Она зажала ее между большим и указательным пальцами правой руки, и, держа перед собой, понесла на кухню. Пока она шла, кровь капала с ленты на бледный линолеум в холле и на кухне.

Она успокаивала себя, стараясь думать о том, что сказал бы отец – что бы он сделал ей, – если бы нашел свою измерительную ленту, всю перепачканную кровью. Конечно, он не сможет увидеть кровь, но такое отвлечение помогало ей собраться с мыслями.

Она взяла одну из чистых тряпок, свежую и еще теплую после чистки, и вернулась в ванную комнату. Перед тем, как начать мыть, она заткнула тяжелой резиновой затычкой отверстие стока, закрыв этот глаз. Кровь была свежая и легко смывалась. Она вернулась по своим собственным делам, стирая с линолеума капли размером с десятицентовую монету, затем прополоскала тряпку, выжала ее, и отложила в сторону.

Затем она взяла вторую тряпку, чтобы вытереть отцовскую измерительную ленту. Кровь была жирная и липкая. В двух местах она свернулась в сгустки, черные и вязкие.

Хотя кровь перепачкала только последние пять или шесть футов, Беверли вытерла ленту полностью, по всей длине, стирая на ней все следы сточной грязи. Проделав это, она положила рулетку назад в шкаф над раковиной и вынесла перепачканные тряпки из дома. Миссис Дойон снова кричала на Джима. Ее голос был чист, словно звонок в этот еще теплый поздний полдень.

На заднем дворе, который был обыкновенно пустынный и грязный, заросший сорной травой, с веревками для белья, находилась ржавая печь для сжигания мусора. Беверли швырнула тряпки в нее, затем села на задние ступени. Слезы пришли неожиданно, с удивительной силой, и сейчас она не делала даже попытки остановить их.

Она положила руки на колени, голову – на руки, и плакала, пока миссис Дойон звала Джима, чтобы он ушел с дороги, если не хочет, чтобы его сбила машина.

ДЕРРИ: ВТОРАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ

Кто сам видел бедствия, тот сам много страдал.

Виргилий.


Не рыскай, как дурак, за бесконечностью.

Мин Стрит.


14 февраля 1985 г. День Св. Валентина.


Еще два исчезновения за последние недели – и оба дети. А я только-только начал расслабляться. Один – шестнадцатилетний мальчишка по имени Дэннис Торрио, другая – девочка, ей только что исполнилось пять лет, она каталась на санках позади дома на Западном Бродвее. Обезумевшая от горя мать нашла ее санки и «летающую тарелку» и все. Накануне, ночью выпал свежий снег – около четырех дюймов. Кроме следов девочки, нет больше никаких других следов, сказал мне шеф Рэдмахер, когда я позвонил ему. Я думаю, я страшно надоел ему своими вопросами. Подумаешь, ничего такого из-за чего стоило бы не спать по ночам, случаются вещи гораздо более неприятные, не правда ли?

Я спросил, можно ли мне посмотреть на фотороботы. Он отказал.

Спросил, не вели ли следы девочки к какой-нибудь канализационной трубе или зарешеченному коллектору. Последовало долгое молчание. Потом Рэдмахер сказал: «Я начинаю волноваться о твоем здоровье, не нужно ли тебе проконсультироваться с врачом, Хэнлон, с каким-нибудь психиатром. Ребенка украл ее отец. Ты что, не читал газет?»

  192  
×
×