ОНО

Она подняла руку и развернула ее так, чтобы всем был виден круглый бугристый шрам на предплечье. Словно к коже прижали горящую сигару. От одного его вида Майка Хэнлона передернуло. Он никогда не слышал эту историю, но догадывался о ней.

– Ты был прав насчет рогатки, Ричи, – сказала Беверли. – Это действительно смертельное оружие. Сначала я побаивалась ее, но теперь она мне даже нравится.

Ричи засмеялся и хлопнул ее по плечу.

– Ха, я знал это еще тогда, глупая ты баба!

– Правда?

– Да. Это было видно по твоим глазам, Бевви.

– Я имею в виду, что она была похожа на игрушку, но оказалась настоящей. Она пробивала дырки в чем угодно.

– Ив тот день ты в чем-то пробила дырку? – задумчиво спросил Бен. Она кивнула.

– Не в Патрике, случайно?

– О Господи, конечно же, нет! – говорит Беверли. – Не в нем.., подожди-ка...

Она потушила сигарету, отпила из бокала и снова взяла себя в руки. У нее возникло ощущение, что память вот-вот вернется полностью.

– Знаете, я каталась на роликах, упала и здорово ушибла ногу. Потом решила спуститься в Барренс и пострелять. Сначала заглянула в штаб – думала, вы там. Вас не было, только пахло дымом. Там еще очень долго стоял этот запах, помните?

– Нам ведь так и не удалось его до конца проветрить. – подтвердил Бен.

– Я пошла к свалке. Там было во что пострелять. – Она замолчала. На ее лбу выступил мелкий бисер пота. Наконец, она продолжила:

– Я хотела пострелять во что-то живое. Не в чаек – этого бы я никогда не сделала, а в крыс. Хотела попробовать, смогу ли... Хорошо, что я пошла со стороны Канзас, а не со стороны Олд-Кейп, потому что со стороны Олд-Кейп, возле железнодорожной насыпи, совершенно открытое место. Они сразу бы меня увидели, и тогда я не знаю, что бы случилось.

– Ккто бы ттебя уувидел?

– Они – Генри Бауэре, Виктор Крисе, Белч Хаггинс и Патрик Хокстеттер. Они были на свалке и...

Вдруг она начала безудержно хихикать, ее щеки стали пунцовыми, на глазах выступили слезы.

– Что за черт, Бев? – спросил Ричи. – Мы тоже хотим посмеяться.

– О, это была шутка, – ответила она. – Это была шутка, но они, наверное, убили бы меня, если бы знали, что я подсматриваю.

– Я вспомнил! – воскликнул Бен и тоже начал смеяться. – Я помню, ты рассказывала.

Давясь от смеха, Беверли сказала:

– Они сидели со спущенными штанами, пукали и поджигали свои газы.

На мгновение воцарилось гробовое молчание, потом все разразились хохотом.

Она затянулась, обвела их взглядом и начала рассказ:

– Если идти к свалке со стороны Канзас-стрит, это было немного похоже

2

на то, как будто ты входишь в какой-то пояс астероидов. Пояс свалкоидов. Сначала вокруг нет ничего, кроме кустов и мягкой земли, а потом появляется первый свалкоид – ржавая жестянка из-под соуса «Принц Спагетти» или бутылка, по которой ползали жучки, привлеченные сладкими остатками лимонада или сиропа. Где-то блестит на солнце застрявший в ветвях дерева кусок фольги. Потом видишь или, если зазевался, наступаешь на пружину от матраса или на кость, которую притащила туда какая-нибудь собака.

Сама свалка была не таким уж плохим и даже интересным местом. Что было неприятно, так это то, как она разрасталась. Этот пояс свалкоидов.

Она подходила все ближе. Деревья становились выше, в основном это были ели, кусты редели. Пронзительно кричали чайки, воздух был наполнен запахом гари.

Вдруг поблизости послышался чей-то крик, и она подпрыгнула от неожиданности. Потом кто-то засмеялся. Беверли усмехнулась. Значит, они все-таки здесь. Они ушли из штаба, потому что там воняло, и перебрались сюда. Наверное, бьют камнями бутылки или просто роются на свалке.

Она пошла чуть быстрее, забыв о своей ужасной ссадине, так ей хотелось увидеть их.., увидеть его, с его рыжими волосами, совсем как у нее, увидеть, как он улыбнется ей своей чуть кривой улыбкой, которую она так любила. Беверли была еще слишком юной, чтобы полюбить серьезно, слишком юной, чтобы чувствовать что-то, кроме простой влюбленности, но Билла она любила. Она шла теперь быстрее, роликовые коньки оттягивали ей плечо, висевшая на ремне рогатка при каждом шаге больно била ее пониже спины.