ОНО

Она уже было начала пятиться назад, когда Виктор сказал:

– Генри, мне пора. Отец просил меня помочь ему перебрать зерно сегодня после полудня.

– Ну и что? – сказал Генри. – Обойдется.

– Нет, он и так на меня зол за то, что случилось вчера.

– Пошел он в задницу, если не понимает шуток. Беверли стала прислушиваться, думая, что речь пойдет о встрече с Эдди.

– Нет, мне пора.

– Наверное, у него просто задница разболелась, – сказал Патрик.

– Думай, что говоришь, козел, – вскинул голову Виктор. – А то сразу разучишься говорить.

– Мне тоже нужно идти, – сказал Белч.

– Тебя тоже просил помочь отец? – Видимо, Генри счел это хорошей шуткой: отец Белча умер.

– Нет, у меня работа сегодня вечером. Я разношу «Еженедельник Покупателя».

– Что это за дерьмо? – голос Генри прозвучал одновременно зло и печально.

– Это работа, – торжественно сказал Белч. – Я зарабатываю деньги, Генри презрительно хмыкнул, и Беверли снова отважилась подсмотреть за ними. Виктор и Белч, стоя, застегивали свои ремни. Генри и Патрик продолжали сидеть на корточках со спущенными штанами. В руке Генри вспыхнула зажигалка.

– Ты-то не уйдешь? – спросил Генри у Патрика.

– Нет, – ответил Патрик.

– Тебе не нужно перебирать зерно или идти на какую-то трахнутую работу?

– Нет, – повторил Патрик.

– Ну мы пошли, – неуверенно произнес Белч. – До встречи.

– Ага, – Генри плюнул на землю рядом с грубым рабочим ботинком Белча.

Вик и Белч направились к старым машинам, стоявшим в два ряда.., прямо к «студебеккеру», за которым притаилась Бев. Сначала она просто в оцепенении прижалась к земле, обезумев от страха, потом приподнялась и быстро переметнулась по узкому проходу между левым бортом «студебеккера» и стоящим рядом с ним разбитым «фордом» вперед, на мгновение застыла, вслушиваясь в звуки их шагов. У нее пересохло во рту, по спине побежали струйки пота, и она попробовала представить себя с рукой в гипсе, как у Эдди. Потом она забралась на сиденье для пассажира внутри «форда», слезла с него на пол и плотно прижалась к грязному коврику на полу, стараясь казаться как можно незаметней. Внутри салона было очень жарко и душно, в воздухе стоял запах гниющей обшивки сидений и давнишнего крысиного помета. Она с трудом удержалась, чтобы не чихнуть и не закашляться. Она услышала негромкие голоса Белча и Виктора, прошедших поблизости. Вскоре они стихли.

Она три раза осторожно чихнула, прикрывая рот руками.

Она решила, что теперь ей самое время исчезнуть. Наилучшим способом сделать это было перелезть на сиденье водителя, выбраться обратно в узкий проход между машинами и убежать. Бев думала, что ей удастся это сделать, но от страха не могла решиться выполнить свой план. Здесь, в машине, ей было не так страшно. Кроме того, если двое уже ушли, то, может быть, Генри с Патриком тоже скоро уйдут, и она сможет пойти в штаб. Ей уже не хотелось упражняться в меткости.

Кроме того, ей очень хотелось по-маленькому.

Давайте, -подумала она. – Давайте, поторопитесь и уходите, ну пожааалуйста!

Минуту спустя она услышала крик Хокстеттера, в котором одновременно звучали смех и боль.

– Шесть футов! – завопил Генри. – Как паяльная лампа! Ей-богу!

Потом стало тихо. По ее спине бежали струйки пота. Солнце светило ей в шею. Мочевой пузырь, казалось, готов был лопнуть.

Генри завопил так громко, что Беверли, которая едва не заснула, несмотря на то, что ей было так плохо и неудобно, чуть не закричала сама.

– Черт возьми, Хокстеттер! Ты же подпалил мне задницу! Что ты делаешь там с этой зажигалкой?

– Десять футов, – захихикал Патрик (при этом звуке Бев стало так же противно, как если бы она увидела, что у нее в тарелке извивается червяк). – Десять футов, дюйм в дюйм, Генри. Ослепительное пламя. Десять футов, дюйм в дюйм! Провалиться мне на этом месте!

– Дай-ка сюда, – буркнул ему Генри. Давайте, уходите поскорей, дураки паршивые!Патрик заговорил снова, на этот раз так тихо, что любой слабый порыв ветра заглушил бы его голос.

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Патрик.

– Что?

– Просто кое-что. Это очень приятно.

– Что? – повторил Генри.

Наступила тишина.

Я не хочу смотреть, не хочу смотреть, что они там делают, да и они могут заметить меня, и обязательно заметят, тебе и так сегодня слишком много везло. Поэтому не двигайся. Не подсматривай...