ОНО

На этой обильной пище Оно существовало в простом цикле – и робу ждаться, чтобы есть, и засыпать, чтобы видеть сны. Оно создало место в Своем собственном воображении и смотрело на это место с любовью из мертвых огоньков, которые были Его глазами. Дерри был Его орудием убийства, жители Дерри – Его овцами. Все продолжалось.

Затем.., эти дети.

Что-то новое.

Впервые за все время.

Конца Оно ворвалось в дом на Нейболт-стрит, имея в виду убить их всех, несколько обеспокоенное тем, что Оно не смогло уже сделать это (и, вероятно, это беспокойство было первой новизной), произошло что-то, что было совершенно неожиданным, о чем даже не думалось, и была боль, огромная, ревущая боль по всей форме, которую Оно приняло, и на одно мгновение был также страх, потому что единственная вещь, которая была общей у него с глупой старой Черепахой и с макрокосмом за пределами ничтожного яйца этого космоса, была как раз эта: все живые существа должны жить законами той формы, в которой они пребывают. Впервые Оно поняло, что, возможно. Его способность изменять Свои формы могла работать против него так же, как и за Него. Раньше никогда не было боли, раньше никогда не было страха; и на какое-то мгновение Оно подумало, что может умереть – о. Его голова была наполнена огромной белой серебряной болью, и Оно ревело и мяукало, и вопило, и, так или иначе, дети убежали.

Но теперь они приближались. Они вошли в Его владения под городом, семь глупых детей, идущих через тьму без огня или оружия. Оно убьет их теперь, наверняка.

Оно сделало огромное собственное открытие: Оно не нуждалось в изменениях или в новизне. Ему не нужны были новые вещи, никогда. Оно нуждалось только в еде и во сне, в еде и снова в сне.

Вслед за болью и той короткой вспышкой страха возникло еще одно, новое ощущение (так как все искренние эмоции были новыми для Него, хотя Оно было великим лицедеем эмоций) – гнев. Оно убьет детей; потому что они, по несчастью – поразительному несчастью! – ранили Его. Но Оно сначала заставит их страдать, потому что на какой-то миг они заставили Его испугаться их.

Тогда приходите ко мне, думало Оно, слушая их приближение,приходите ко мне, детки, и вы увидите, как мы здесь летаем внизу.., как мы все летаем.

И все-таки была мысль, которая внедрялась, не взирая на то, что Оно пыталось изо всех сил отогнать эту мысль прочь. Это было просто вот что: если все вещи проистекали из него (а они наверняка проистекали, с тех пор как Черепаха извергла космос и затем ушла внутрь своего панциря), как могло любое существо этого или какого-либо другого мира дурачить Его или обижать Его – не важно, на миг ли, по ничтожному ли поводу. Как могло это быть?

И поэтому последняя новая мысль пришла Ему в голову – не ощущение, а холодное рассуждение: а вдруг Оно не было единственным, как Оно всегда считало?

А вдруг было еще Одно?

И вдруг эти дети были агентами того, Другого?

Вдруг.., вдруг...

Оно начало трепетать.

Ненависть была новой. Боль была новой. Противостояние Его намерениям было новым. Но самой ужасной новой вещью был этот страх, боязнь. Не боязнь детей, она прошла, а боязнь не быть Единственным.

Нет. Не было никого Другого. Наверняка не было. Возможно, потому что они были дети, их воображение имело некую жалкую силу, которую Оно недооценило. Но теперь, когда они подходили, Оно даст им прийти. Они придут, и Оно бросит их одного за другим в макрокосм.., в мертвые огоньки своих глаз.

Да.

Когда они придут сюда, Оно бросит их, орущих и безумных, в мертвые огоньки.

2

В туннелях, 2.15

У Бев и Ричи, может быть, было десять спичек, но Билл не разрешал им пользоваться ими. На данный момент, во всяком случае, в канализации все еще был тусклый свет. Немного, но он мог различить следующие четыре фута перед собой, и пока он мог это делать, они экономили спички.

Он предполагал, что слабый свет, который они ощущали, должно быть, исходит из входных-выходных отверстий в перекрытиях наверху, над их головами, может быть, даже из круглых отверстий в крышках люков. Казалось необычайно странным думать, что они под городом, но, конечно, к настоящему моменту они должны быть там.

Вода теперь была глубже. Три раза проплывали мертвые животные: крыса, котенок, раздувшаяся светящаяся штука, которая могла быть сурком. Он слышал, как один из них пробормотал что-то брезгливое, когда этот зверек проплывал мимо.