ОНО

Солнце аккуратно садится за горизонт, как немного приплюснутый красный мяч, и бросает лихорадочные лучи света на Барренс. Железный люк на одной из насосных станций немного поднимается, потом опять опускается, снова поднимается и начинает скользить.

– Тттолкай ее, Бен, а то у меня ппплечо сссломается. Крышка скользит дальше, поднимается и падает в кустарник, который растет вокруг бетонного цилиндра. Семеро детей вылезают один за другим и оглядываются, моргая от молчаливого изумления. Они похожи на детей, которые никогда прежде не видели дневного света.

– Здесь так спокойно, – тихо говорит Беверли. Единственные звуки – это шум воды и торжественное пение насекомых. Ураган прошел, но Кендускеаг по-прежнему очень высок. Ближе к городу, недалеко от того места, где река одевается в бетон и начинает называться Каналом, она выходит из берегов, хотя наводнение, несомненно, очень серьезное; самое страшное – несколько затопленных подвалов. На этот раз.

Стэн уходит от них, лицо его смущенное и задумчивое. Билл оглядываемся и сначала думает, что Стэн увидел маленький костер на берегу реки, костер – это его первое впечатление; красные языки пламени – слишком яркие, чтобы смотреть на них. Но когда Стэн подбирает это правой рукой, угол освещенности меняется и Билл видит, что это всего лишь бутылка из-под «кока-колы», которую кто-то бросил в реку.

Он видит, как Стэн поднимает ее, держит за горлышко и бьет о выступ скалы, на берегу. Бутылка разбивается, и Билл чувствует, что все смотрят, как Стен достает что-то из остатков бутылки со спокойным и сосредоточенным видом.

Наконец он поднимает узкий кусок стекла. Уходящее на запад солнце отбрасывает красный луч и отражается в нем, и Билл опять думает: «Как огонь».

Стэн глядит на него, и Билл вдруг понимает, ему все совершенно ясно и понятно. Он идет навстречу Стэну и протягивает ему руки, ладонями вверх. Стэн отступает назад прямо в воду. Маленькие жучки мелькают над ее поверхностью, и Билл видит переливчатую стрекозу в траве у дальнего берега, как маленькую летящую радугу. Лягушка заводит свою заунывную песнь, и, когда Стэн берет его левую руку и разрезает осколком стекла ладонь и кровь начинает капать, Билл думает в каком-то экстазе: «Сколько здесь жизни!»

– Билл!

– Конечно. Обе.

Стэн разрезает другую его руку. Больно, но не очень. Жалобно начинает звать кого-то козодой – холодный, мирный звук. Билл думает: «Козодой поднимает луну».

Он смотрит на свои руки, на обе, кровоточащие, а потом вокруг. А вот и остальные – Эдди со своим ингалятором, зажатым в одной руке; Бен с его огромным животом, выпирающим из разорванных остатков рубашки; Ричи, его лицо странно беззащитно без очков;

Майк, молчаливый и торжественный, его обычно полные губы сжаты в одну тонкую линию. И Беверли – голова поднята, глаза широко открыты и ясны, волосы все еще красивые, несмотря на грязь.

Все мы. Все мы здесь.

И он видит их, по-настоящему видит их, в последний раз, потому что каким-то образом он понимает, что они никогда не будут вместе опять, всемером – так, как сейчас. Никто ничего не говорит. Беверли поднимает руки, через некоторое время – Ричи и Бен поднимают руки тоже. Майк и Эдди делают то же самое. Стэн разрезает им руки одному за другим, а солнце начинает полоть за горизонт, охлаждая красный свой жар до сумеречного бледно-розового цвета. Козодой снова начинает кричать. Билл видит первые слабые завитки тумана на воде и чувствует, что становится частью всего этого – острый экстаз, о котором он никогда не будет говорить, как Беверли позже никогда не скажет об отражении, которое она видела, об этих двух мертвых мужчинах, с которыми она дружила, когда была ребенком.

Ветерок шевелит деревья и кусты, заставляя их вздыхать, а он думает: «Это прелестное местечко, и я никогда не забуду его. Как здесь красиво, и какие они красивые; каждый из них прекрасен».

Козодой снова кричит, мелодично и плавно, и на миг Билл чувствует, что и он может петь, а потом растаять во мраке – как будто улетая, храбро паря в воздухе.

Он смотрит на Беверли, а она улыбается ему. Она закрывает глаза и разводит руки. Билл берет ее левую руку, Бен – правую. Билл чувствует тепло ее крови, смешивающейся с его собственной. Другие присоединяются, и они стоят кружком, их руки соединены в этом совершенно сокровенном единении.