Битва за Оилтон

Сам Парадорский потому и не спешил наверх, что знал об этих минах со слов генерала, и благоразумно отверг самый простой и верный путь на поверхность. Да и будь у них возможность и время, они бы преспокойно забрались бы так далеко и глубоко, что в любом случае суток через двое выбрались бы в дальних пригородах Старого квартала. Глядишь, к тому бы времени и война закончилась. Естественно, что полным разгромом десанта вторжения. Иного не ожидалось по умолчанию.

Но вся суть в том и заключалась, что времени на такой поход не было. В любом случае следовало срочно подниматься и выходить к своим. Дело в том, что домутил при всех своих иных свойствах являлся еще и смертельным для человека. И если после восьмого по десятый час текущего времени от начала допроса не ввести в тело допрашиваемого определенный антидот, то человек умирал. Только по этой причине майор Парадорский сразу дал конкретный приказ своим товарищам:

– Как бы мы и куда ни двигались, через шесть часов должны оказаться на поверхности. Затем два часа – на поиски антидота.

От этого все и плясали. Рисковать здоровьем Граци и Клеопатры никто бы не решился. Поэтому три часа просто интенсивно двигались в примерно выбранном направлении, стараясь оторваться окончательно от погони и сбить эту погоню со следа. И когда на четвертом часу это удалось, стали вновь подниматься к поверхности. Теперь уже пришлось двигаться более медленно и осторожно, опасения нарваться на засаду были не беспочвенны. Причем на засаду не только врага, но и своих земляков. Ведь в поисках убежища вниз могли спуститься как воинские подразделения, так и группы гражданских лиц. Да и установка мин, произведенная полицейскими, могла остудить даже самые безрассудные головы.

Впереди двигался только один Малыш, со всем тщанием проверяя и прощупывая дорогу перед собой. За ним Николя с Граци, Танти с Клеопатрой и Михаилом, а замыкал всю цепочку Гарольд. Возни больше всего было с девушкой. Парадорскому приходилось на руках переносить ее через мокрые места, но зато на ногах у нее до сих пор не было ран. В отличие от Граци, которому даже намотанные на ступни тряпки не помогали. Получил несколько царапин с небольшими разрезами и Михаил, но от помощи и предложений просто влезть на закорки кому угодно из взрослых с гонором отказывался. Сам из персонального тюбика выдавливал медицинскую пенку на ранки и настойчиво шел дальше. При этом ни разу не заикнулся ни про еду, ни про питье. Подадут ему флягу, сделает несколько глотков как все, не подадут – делает вид, что фляги не существует. В общем, мальчик сразу покорил сердца закаленных воинов, и Танти даже несколько раз приводил его в пример своей капризничающей невесте:

– Вот, смотри и запоминай: истинный воин дивизиона ведет себя именно так! Поняла? Тогда чего ты стонешь, как старая бабка, и плачешь, словно девица перед свадьбой?

– Уже замуж хочу! И к папе хочу!

– Ну, к папе я тебе не обещаю так быстро, а вот замуж… Так замкомандира тоже имеет право на регистрацию брака. Сейчас нас Гарольд прямо на ходу объявит мужем и женой. И три свидетеля есть. Так что, хочешь свадьбу немедленно или потом?

– Потом.

– Ну вот. И хватит нас отвлекать! Лучше мне скажи: каков будет корень квадратный из числа…

Еще час пути прошел для группы спокойно и без малейшего контакта с противником. При этом они и не догадывались о том, что происходило на поверхности.

А там велись позиционные бои с переменным успехом. Причем бои жестокие и кровопролитные. Оилтонцы все более и более подтягивали новые сухопутные войска и с ходу бросали их в бой. Тогда как пиклийцы, словно чувствуя верную смерть, все более и более ожесточались, сражаясь до последней капли крови. Некоторое затишье наступило только к обеду, когда обе стороны решили сделать перестановки в своих рядах. Ну и всем хотелось разобраться, понять, что творится у них над головой. Потому что облако стало вести себя еще более непредсказуемо. Теперь оно перешло к режиму странной пульсации с периодичностью в пятьдесят – пятьдесят две минуты. Вначале оно четверть часа сжималось и начинало насыщаться кровавыми красками багровеющего заката, потом четверть часа кипело и пузырилось всплесками, протуберанцами. После чего еще четверть часа уходило на странное разбухание. И минут за пять – семь до самой земли доходила волна дурно пахнущего пара, тумана и неприятных влажных капель. При этом казалось, что в тумане кто-то дышит, ворочается и вот-вот хватит тебя огромными лапами. Неприятное ощущение, противное и совсем не способствующее решительному ведению боя. Любому воину инстинктивно хотелось прижаться к земле, притвориться булыжником и не отсвечивать.