Жизнь насекомых

Митя сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, и над ее обрезом возник ярко-синий язычок огня.

– Вот, – сказал Дима. – Как все просто, да?

– Да, – сказал Митя, – удивительно.

Он поднял глаза на мигающие вверху лампы. Возле их стекол воздух трещал от крыльев сотен неведомых насекомых, безуспешно пытающихся пробиться сквозь толстое ребристое стекло к самому истоку света.

– Куда же все-таки она делась? – спросил Митя.

– Ты про мышь? Куда она могла деться. Вон летает.

Дима показал на крохотный черный комок, ныряющий вверх-вниз на границе освещенного участка. Митя посмотрел туда и перевел взгляд на свои руки – они по-прежнему были окружены ровным голубоватым сиянием.

– Я сейчас понял, – сказал он, – что мы на самом деле никакие не мотыльки. И не…

– Вряд ли тебе стоит пытаться выразить это словами, – сказал Дима. – И потом, ведь ничего вокруг тебя не изменилось от того, что ты что-то понял. Мир остался прежним. Мотыльки летят к свету, мухи – к говну, и все это в полной тьме. Но ты – ты теперь будешь другим. И никогда не забудешь, кто ты на самом деле, верно?

– Конечно, – ответил Митя. – Вот только одного я не могу понять. Я стал светлячком только что или на самом деле был им всегда?

Taken: , 1

8. Убийство насекомого

– И под конец, – с явным удовольствием рассказывал Артур, глядя на Арнольда, подставившего голову под хлещущую из крана воду, – ты закричал на все отделение: «Американские комары наших мух ебут, а мы смотреть будем?»

Арнольд закрыл лицо руками, вода потекла по его предплечьям, закручиваясь на локтях и двумя потоками падая на кафель.

– Но самое интересное, что в милиции к тебе отнеслись с явным сочувствием, – сказал Артур, – и даже деньги отдали, что бывает очень редко. Ты хоть что-нибудь помнишь?

Арнольд отрицательно потряс головой.

– Минуты три назад еще помнил, – сказал он, закрывая кран и кое-как расправляя на голове волосы. – А сблевал последний раз – и сразу все как отрезало.

– Хоть про масонов-то помнишь? – спросил Арнольд. – Я прямо заслушался.

Арнольд задумался.

– Нет, – сказал он, – не помню.

– А про Магадан духа?

– Тоже не помню.

– Вот это самое интересное и было, – сказал Артур. – Это ты ментам рассказывал, когда протокол составляли. Что есть где-то такой особый город, куда никто просто так не попадает. И там существует особое искусство и особая наука, и все – как в восьмидесятом году. Последний оплот. И время по-другому течет: тут один день проходит, а там – несколько лет. Так сказать, советская Шамбала наоборот. Но вход в нее то ли под землей, то ли в воздухе, этого я не понял. И ты еще дал понять, что у тебя там связи.

– Не помню, – сказал Арнольд. – И вообще хватит. Проехали.

– Ладно, – сказал Артур. – Проехали так проехали. Ты мне только скажи, чего тебя на приключения потянуло? Ты же видел, что с Сэмом было.

– Даже не знаю, – сказал Арнольд. – Взял чемодан, смотрю – клиент как бревно лежит. Интересно стало. Я подумал – неужели и на меня подействует? Напился, вылетаю – вроде ничего. Ну, думаю, слабый парень этот Сэм. Полетел, значит, с вами встречаться, а потом… Помню только, как Сэма за столом увидел. А что это с ним была за девушка?

– Не знаю, – сказал Артур. – Я и сам не понял. Бац, а она уже за столом. Они сейчас от голода очень проворные. Готов?

Арнольд остановился у зеркала, привел себя, насколько возможно, в порядок и положил на тумбочку перед старушкой мятый рубль. Выйдя из душевого павильона, приятели направились в сторону моря.

– Слушай, – сказал Артур, – до вечера все равно делать нечего. Давай Арчибальда навестим?

– А он все там же?

– Вроде да, – сказал Артур. – Я иногда прохожу мимо его избушки, только зайти все недосуг. Но дверь открыта.

Через несколько минут они подошли к стоящему прямо на газоне бревенчатому домику, повернутому приоткрытой дверью к набережной. Домик был очень маленький и казался перенесенным сюда с детской площадки; над его дверью красовалась вывеска – красный крест, полумесяц и большая капля крови, а сверху была красная надпись «Донорскiй пункт».

Артур толкнул дверь и вошел внутрь; Арнольд последний раз пригладил волосы и шагнул следом.

Внутри было полутемно. Напротив двери помещался невысокий прилавок, на котором стояли несколько банок медицинского вида и электрокипятильник для шприцев, а сзади, у стены, располагалась пыльная конструкция из стеклянных сосудов, соединенных оранжевыми резиновыми трубками. Арнольд знал, что это нагромождение пробирок и колб совершенно бессмысленно и является просто декорацией, но все равно ощутил специфический дух больницы. За прилавком никого не было. На стене висело объявление, тоже пыльное, выведенное через трафарет шариковой ручкой: