117  

— Да нет. Мы здесь, в Дерри, свое держим при себе.

— Я это заметил, — кивнул я.

14

Мне хотелось побывать на Кошут-стрит. Я понимал, что за домом Даннингов могут наблюдать копы, чтобы посмотреть, не будет проявлять кто-либо необычного интереса к этой семье, но все равно, желание было очень сильным. Тем не менее, не Гарри мне хотелось увидеть; я хотел увидеть его сестру. Хотел кое-что ей сказать.

Что ей следует пойти в вечер Хэллоуина на «козни или лакомство», как не жаль ей своего папы.

Что она будет самой красивой, самой сказочной индейской принцессой из всех, которых только видели, и возвратится домой с горой конфет.

Что впереди у нее, по крайней мере, пятьдесят три, а возможно, и больше лет длинной и интересной жизни.

А больше всего о том, что в один день ее братец Гарри захочет надеть униформу, пойти в солдаты, и она должна сделать все возможное, чтобы отговорить его от этого.

Вот только дети беспамятны. Каждый учитель это знает.

А еще они считают, что будут жить вечно.

15

Время было покидать Дерри, но прежде чем уехать, я должен был сделать еще одно небольшое дело. Я ждал понедельник. В тот день, тринадцатого октября, я закинул свой чемодан в багажник «Санлайнера», а потом, уже сидя за рулем, написал короткую записку. Всунул ее в конверт, заклеил и на его лицевой стороне надписал печатными буквами имя адресата.

Я спустился в Нижний Город, припарковался и зашел в «Тусклый серебряный доллар». Как я и ожидал, там было пусто, если не считать Пита, бармена. Тот мыл стаканы и смотрел по ящику «Любовь к жизни» [287]. Он нехотя обернулся ко мне, одним глазом не переставая наблюдать за Джоном и Маршею, или как там их звали.

— Что я могу вам налить?

— Ничего, но вы можете оказать мне услугу. Которую я соответственно компенсирую вам пятью долларами.

Его это, на первый взгляд, не поразило.

— В самом деле? И что же это за услуга?

Я положил на барную стойку конверт.

— Передадите это, когда появится соответствующая особа.

Он взглянул на имя на конверте.

— Что вам надо от Билли Теркотта? И почему вы не отдадите ему это лично?

— Это простая доверенность, Пит. Вы хотите получить пятерку или нет?

— Конечно. Если только это не принесет ему ущерб. Билли хорошей души человек.

— Это ему не повредит никаким образом. Наоборот, может пойти ему на пользу.

Я положил поверх конверта купюру. Пит моментально заставил ее исчезнуть, и возвратился к своей мыльной опере. Пошел и я. Теркотт, скорее всего, получил этот конверт. Сделает он что-нибудь или нет, после того как прочитал то, что было внутри, другой вопрос, один из тех многих, на которые я никогда не получу ответа. Вот что я ему написал.

Дорогой Билл.

Что-то плохое у тебя с сердцем. Тебе надо по возможности поскорее обратиться к врачу, так как иначе будет поздно. Ты можешь подумать, будто это шутка, но это не так. Ты можешь подумать, что невозможно мне о таком знать, но я знаю. Я знаю это так же точно, как и то, что Фрэнк Даннинг убил твою сестру Клару и твоего племянника Мики. ПРОШУ, ПОВЕРЬ МНЕ И ПОЙДИ К ВРАЧУ!


Твой друг.

16

Я сел в свой «Санлайнер» и, сдавая задом с парковочной площадки, увидел узкое, недоверчивое лицо — из аптеки за мной наблюдал мистер Кин. Я открыл окошко, выдвинул руку и послал ему птицу[288]. И уже тогда я, в конце концов, выехал на Горбатый холм и в последний раз убрался из Дерри.

Раздел 11

Направляясь на юг по «Миле за минуту», я старался убедить себя, что не должен переживать за Каролин Пулен. Уверял себя, что это был эксперимент Эла Темплтона, а не мой, а его эксперименты, как и его жизнь, уже закончились. Я напоминал себе, что дело той девочки, Пулен, очень отличается от дела Дорис, Троя, Тугги и Эллен. Каролин будет парализована ниже пояса и, конечно, это ужасно. Но стать парализованной из-за пули — это не то же самое, что быть забитым до смерти кувалдой. Хоть в инвалидном кресле, хоть без него, перед Каролин Пулен лежит плодотворная, интересная жизнь. Я говорил себе, что это было бы сумасшествием — рисковать теперешней моей миссией, которую мне еще надлежит выполнить, вновь дразня жестокое прошлое, готовое прыгнуть, схватить меня и сожрать.

Все это было напрасно.

Я был намерен свою первую ночь странствий провести в Бостоне, но вновь и вновь в моем мозгу выныривал образ Даннинга на могиле его отца, с раздавленной корзиной цветов под ним. Он заслуживал смерти — черт побери, его нужно было убить, — но, по состоянию на 5 октября, он еще ничего не сделал своей семье. Второй, по крайней мере. Я мог говорить себе (и так оно и было!), что он многое сделал своей первой семье, что на 13 октября 1958 он уже стал дважды убийцей, что одна из его жертв фактически была еще грудным ребенком, но в подтверждение этого у меня были только слова Билла Теркотта.

  117  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×