Баба-яга Бессмертная

Катерина разглядывала кота с интересом археолога, нашедшего останки вымершего ящера на грядке с капустой. Сенька, привыкший и не к такой реакции, даже ухом не повел, но от язвительных комментариев воздержался пока. На всякий случай.

– Неправильная ты Баба-яга какая-то, – вынесла наконец мне свой приговор девушка, усаживаясь за стол.

– Это почему? – возмутилась я.

– У настоящей Бабы-яги кот черный, сама она старая и темная и с Кащеем постоянно враждует, а у тебя все наоборот.

– А она неправильная Баба-яга и есть, – хмыкнул Сенька и чуть тише добавил: – Как и сам Кащей, собственно.

Александр кинул на кота уничижительный взгляд, а я еще и кулак показала, но особого эффекта мы не добились, кот демонстративно фыркнул и отвернулся, оставшись при своем мнении. Причем Виктор, как оказалось, был с ним полностью солидарен.

– Только неправильный Кащей может на неправильной Бабе-яге жениться, – так же тихо пробурчал он.

– А при неправильном Кащее не может быть правильного советника, – отомстила я.

Виктор скрипнул зубами, но ничего не ответил. В отличие от меня он не всегда находил вовремя подходящие слова.

Старшее поколение наблюдало за нами с повышенным интересом. Степан сделал несколько попыток вклиниться в наши словесные баталии, но Мария его одергивала, чтобы не мешал. Кажется, она нашла в нашем лице замечательное развлечение – вон как мило улыбается, глядя на нас.

– Ну что же… – плотоядно потирая руки, сказал Степан, когда мы наконец расселись. Меня Александр усадил по левую руку от себя, рядом устроилась Катерина. – Сначала надо отметить ваше благополучное возвращение.

И он начал разливать искристое вино.

– Алене не наливай, – сразу предупредил Александр, заметив, как внимательно я наблюдаю за процессом наполнения бокалов.

– Почему? – У Степана даже рука замерла в воздухе, и он перевел недоуменный взгляд на меня. – По-моему, она имеет полное право составить нам компанию.

– Потому что откачивать ее потом будет некому.

– Что вы все время из меня немощную делаете? – возмутилась я. – То нельзя, это нельзя…

– Хочешь повторить прошлый опыт? – сразу напрягся князь.

– Не хочу, – потупилась я. – Но я и сама за себя сказать могу.

Ну сколько можно все решать за меня? Я, конечно, и так пить не собиралась, но можно было и мне самой слово предоставить. Или мне уже не доверяют?

– Просто у нее несколько нестандартная реакция на алкоголь, – поспешил пояснить Александр для несведущих, игнорируя мои обиженные взгляды.

Степан пожал плечами, но настаивать не стал, предоставив нам самим разбираться.

– Это потому, что некоторые пили в прошлый раз какую-то неимоверную дрянь, прокисшую и жутко крепкую. – Я многозначительно посмотрела на Виктора. – Наверняка намешали чистый спирт с забродившим вареньем.

– Неправда, – оскорбился в лучших гурманских чувствах советник. – Мы с Елисеем пили «Камелитту» – одно из лучших вин Фарландии, между прочим. Да, оно крепкое, но качества наивысшего. А если кто-то не разбирается в благородных напитках и может себе позволить отравиться, то это его проблемы.

– Ты отравилась «Камелиттой»? – в свою очередь удивился Степан. – Ничего себе!

– От нее всего ожидать можно, – хмыкнул советник.

Я собралась уже достойно отомстить, упомянув про количество выпитой ими тогда этой самой благородной «Камелитты», но мне не дали.

– Хватит уже, – строго прервал Александр наши пререкания, больше посматривая на Виктора, чем на меня. – А то вы так и до ночи обмениваться любезностями будете, вам только волю дай.

Виктор бросил в мою сторону взгляд, который, по его мнению, должен был обратить меня в нечто среднее между пеплом и сосульками, но благоразумно промолчал. Я же его просто проигнорировала и даже смотреть в его сторону перестала, хотя это довольно проблематично, когда человек сидит напротив.

За ужином разговор пошел по принципу «начали за здравие, закончили за упокой».

Сначала нас с Александром дружно поздравило семейство Степана с помолвкой, а белый и пушистый прохвост еще и нагло потребовал скрепить наше окончательное решение на столь безумный шаг поцелуем. Его единодушно поддержали все. Мое слабое замечание, что я стесняюсь, было просто-напросто не услышано. Подозреваю, что не по причине неожиданно появившейся массовой глухоты. Пришлось идти на поводу у общественности. Причем мой жених сумел быстро меня (и, кажется, не только) убедить, что его решение на мне жениться остается непоколебимым и обжалованию не подлежит. Собственно, я в этом и не сомневалась. Мне ничего не оставалось, как только поддержать его.