Газпром. Новое русское оружие

Кроме распускания тревожных слухов, правительство предприняло и ряд конкретных действий. В ряде подконтрольных Газпрому структур пошли обыски, в том числе в «Газсибконтракте» и Сибуре.

26 августа собрание акционеров прошло как по маслу. В совет директоров были избраны пять представителей государства. Рем Вяхирев сохранил должность. Министр Госимущества Фарит Газизуллин заявил, что уже готовятся документы на продление с ним трастового договора.

– Я хочу провести выборы, и те и другие, и уже отгребать в другую сторону, – говорил Вяхирев незадолго до избрания второго совета директоров. После этого он уже никогда открыто не конфликтовал с властью.

Единственным полюсом российской политики, главным центром силы стал Кремль. Уже с августа 1999 года все важные решения принимались там, за крепостными стенами, в свежеотремонтированных Пал Палычем Бородиным коридорах и кабинетах. Чиновники с бесчисленными бумагами скользили по красным коврам, заглядывали в зеркала. Это уже была Византия.

– Рем Иваныч, как старая хитрая лиса, которая всего боится, просто затаился, лег на дно. На такой подвиг, чтобы открыто начать поддерживать старого супостата по фамилии Примаков, он не решился бы, – уверяет Сергей Зверев.

На думских выборах в декабре 1999-го с большим отрывом победили КПРФ и наспех созданное прокремлевское движение «Единство». «Отечество – Вся Россия», дискредитированное сюжетами ОРТ и личными усилиями журналиста Сергея Доренко, было третьим. «Наш Дом – Россия» Виктора Черномырдина вообще не попал в Думу.

Сразу после выборов правительство ввело пятипроцентную экспортную пошлину на газ и потребовало увеличения налоговых выплат. И в ответ Рем Вяхирев впервые предложил разрушить Газпром, разделив его на добывающую, транспортную и экспортирующую компании. Он также заявил, что и сам, возможно, займет другую должность, но уже в новой компании. Он не знал, что от него уже ничего не зависит.

Глава 5

Газпром теряет голос

Новый год

31 декабря 1999 года глава администрации президента Александр Стальевич Волошин опоздал к президенту. Он зашел в кабинет к Борису Ельцину, когда на часах было уже 9 часов 15 минут. Ельцин ненавидел опоздания. Всякому, кто опаздывал хотя бы на пять минут, Ельцин предлагал немедленно написать заявление об уходе. Но не на этот раз.

Волошин успел бы и раньше, но у его помощников принтер зажевал бумагу. Почти 15 минут помощники Волошина разбирались с принтером. А Ельцин сидел в своем кабинете и ждал, пока придет его глава администрации. Ждал терпеливо, потому что в тот день должен был подписать указ о своей отставке. И зажеванные принтером листы были этим указом.

В Кремле было тихо. В стране этот предновогодний день был объявлен выходным. На работу вызвали только сотрудников администрации президента да еще съемочную группу, которая должна была снять новогоднее обращение президента, оно же – публичное заявление об отставке. Телевизионщиков подняли в пять утра телефонными звонками, попросили срочно приехать в Кремль. Еще за несколько дней до этого они сняли новогоднее телеобращение президента, а теперь им сказали, что записанный вариант Ельцину разонравился и он хочет все переделать. О чем на самом деле будет говорить Ельцин в этом экстренном обращении, никто из телевизионщиков не мог даже и предполагать.

В Кремле у них отобрали мобильные телефоны и со стационарных телефонов запрещали звонить домой. Жены членов съемочной группы понятия не имели, куда пропали их мужья накануне Нового года.

Телевизионщики выставляли свет и украшали елочку. Сотрудники администрации занимались какими-то бумажными делами. Никто из них тоже не знал, что произошло – они не догадывались, что за документы несет Борису Ельцину Александр Волошин.

А в президентском кабинете в 9 часов 15 минут глава администрации положил перед президентом бумаги на стол. Ельцин просматривал их, кивал и подписывал документы, один за другим.

Ельцин дошел до указа об отставке самого Волошина.

– А это зачем? – сердито спросил он.

– Борис Николаевич. Я же к вам на работу устраивался. Глава администрации – это ведь не переходящее красное знамя. Я не могу перейти к Путину по наследству, как мебель в вашем кабинете. Владимир Владимирович, наверное, будет сам определяться.

– Определяться? Определяться… Определяться, – повторил Ельцин. Он часто повторял одно и то же слово, когда задумывался. – Вообще-то это правильно.