Кошачье кладбище

Но что-то давило, угнетало. Темные силы, населявшие то дьявольское место, пытались дотянуться до старика из-за старого могильника, на верхушке которого сложены из камней маленькие пирамидки.

НЕ ЛЕЗЬ, СЛЫШИШЬ, НЕ ЛЕЗЬ! НЕ ТО ПОЖАЛЕЕШЬ!

Но Джад гнал прочь все предостережения. Он курил, пил пиво и ждал.

47

Джад Крандал сидел в кресле-качалке и ждал, когда вернется Луис, а тот тем временем заканчивал в гостиничном ресторане обильную, но невкусную трапезу.

Впрочем, другой ему сейчас и не хотелось. Собирались сумерки. Зажглись фары проезжающих машин, узкие лучи, словно тонкие пальцы, ощупывали дорогу. Луис едва не силком запихивал в себя пищу: бифштекс, печеный картофель, гарнир из ядовито-зеленой фасоли, такой мать-природа родить не смогла бы. Ломоть яблочного пирога, катышек мороженого — все смешалось в какую-то кашу-размазню. Сидел Луис в углу и внимательно смотрел: кто пришел? Вдруг занесет кого-либо из знакомых. Он все же надеялся, что врасплох его не застанут. Конечно, начнутся вопросы: где Рейчел? Что это он здесь под вечер делает? Как жизнь? И кто знает, не запнется ли он с ответом? А может, именно такой запинки он и ждал? Последние сомнения разрешились бы сами собой.

И что же? Не успел он доесть пирог и допить вторую чашку кофе, как в ресторан вошла знакомая чета Гринеллов: Боб, доктор из Бангора, и его красавица жена Барбара.

Луис приготовился. Сейчас они увидят его, заговорят, но метрдотель повела их в дальний конец зала, где столики прятались за высокими спинками кресел, и Луис потерял знакомых из виду, лишь изредка мелькал затылок рано поседевшего Гринелла.

Официантка принесла счет. Луис поставил на нем номер своей комнаты, расписался и вышел через боковую дверь.

Ветер крепчал, дул непрерывно, стонал в проводах. Звезд на небе не видно: Луису казалось, что в темной вышине непрерывной чередой несутся облака. Луис постоял на тротуаре, засунув руки в карманы, подставив лицо неистовому ветру. Потом вернулся к себе в номер, включил телевизор. Все равно еще рано куда-либо идти. Да и ветер такой, что всякого ждать можно. На душе у Луиса было неспокойно.

Четыре часа подряд он смотрел по телевизору короткие комедийные фильмы. Так долго он давненько не сиживал перед голубым экраном. Все героини — из той породы, которую еще в школе мальчишки прозвали «динамщицами»: подразнят, а ничего не позволят, «продинамят».

А в Чикаго Дора Гольдман причитала:

— Ну зачем, зачем тебе обратно? Что ты там забыла? Ты же только что прилетела!

А в Ладлоу Джад Крандал все недвижно сидел у окна, курил, потягивал пиво, перелистывая в памяти страницы прошлого, дожидаясь Луиса. Должен же он когда-нибудь вернуться. Помнится, в старом-престаром фильме герои так же дожидались свою верную собаку — колли Лесси. Конечно, и на Кошачье кладбище, и к индейскому могильнику можно попасть иными путями, но Луис их не знал. И если он и впрямь надумал туда идти, начинать ему от собственного дома.

Добрые помыслы его близких, точно снаряды, пущенные по неверно рассчитанной траектории, не попадали в цель; Луис их не чуял. Он смотрел телевизор. Комедий этих он никогда не видел, лишь был наслышан о модных, бесконечных сериалах: вот семья негров, вот семья белых, вот малыш, превосходящий умом богатеев родителей, вот одинокая женщина, вот замужняя, а вот разведенная. Луис терпеливо просмотрел каждую из восьми серий, от начала до конца, лишь изредка поглядывая в окно, за которым во тьме бушевал ветер.

Посмотрев новости в одиннадцать часов, он наконец выключил телевизор и отправился совершить задуманное (а задумал он это, очевидно, еще тогда, когда увидел на шоссе сынишкину шапку, полную крови). Опять его прохватил озноб, еще сильнее прежнего, но в душе уже затеплился огонек желания, он разгорится до неистовой, необоримой страсти. Неважно. Пока этот огонек согревает, помогает собраться с духом. Он завел мотор. Да, пожалуй, прав Джад: проклятое место снова полнится темными силами. Даже сейчас здесь, у гостиницы, чуял Луис колдовские чары, они подталкивают, подгоняют.

А СУМЕЛ БЫ Я ОСТАНОВИТЬСЯ?

СУМЕЛ БЫ? ЕСЛИ БЫ ДАЖЕ ЗАХОТЕЛ?

48

— Рейчел, ты сама не знаешь, чего хочешь, — увещевала Дора дочь. — Ты сейчас устала, издергана… Выспись хорошенько, и все…