Мультимиллионер Лукас Карадинес объявил красавице и умнице Эмбер, что...
Гости потянулись к нему, обменялись с ним приветствиями и рукопожатиями....
Я посмотрел на Лифа, он только пожал своими широкими плечами.
— Возможно, преподавать, — сказал я.
— Правда? — Он даже подался вперед.
— Почему бы нет?
— А что если поработать на большое агентство? — спросил он. — Слышал, они хорошо платят.
— Некоторые — да.
— Скажем, распространять благотворительные пакеты, полисы по страхованию жизни или что-нибудь в этом роде.
— Да.
— Вы уже размышляли над этим, Патрик?
Мне ненавистно было слышать, как он произносил мое имя, но я не мог определить почему именно.
— Я думал над этим.
— Но все-таки предпочитаете независимость.
— Вроде того. — Я налил себе стакан воды, и горящие глаза Хардимена впились в мои губы, поглощающие воду. — Алек, — сказал я, — что вы можете сказать нам по поводу…
— Вы знакомы с притчей о трех талантах?
Я кивнул.
— Те, кто скрывает или боится реализовать свои способности, они — «ни горячие, ни холодные» и будут отвержены Господом.
— Я слышал притчу, Алек.
— Ну и? — Он откинулся назад и поднял ладони вверх, насколько позволяли наручники. — Человек, игнорирующий свое призвание, «ни горячий, ни холодный».
— А что если человек не уверен в нем, в этом самом призвании?
Хардимен пожал плечами.
— Алек, если бы мы могли обсудить…
— Я думаю, Патрик, вас наделили даром ярости, гнева. Я уверен. Я увидел его в вас.
— Когда?
— Вы были когда-нибудь влюблены? — Он наклонился вперед.
— Какое это имеет отношение?..
— Так были?
— Да, — сказал я.
— А сейчас? — Он впился взглядом в мое лицо.
— Почему вас это волнует, Алек?
Он отпрянул назад и стал смотреть в потолок.
— Я никогда не был влюблен. Я не знаю, что такое любовь, я никогда не держал женскую руку в своей, никогда не ходил с девушкой на пляж, никогда не беседовал о повседневных делах: кто будет варить, кому убирать в этот вечер, надо ли позвать мастера для ремонта стиральной машины. У меня нет опыта по части всего этого, и иногда, когда я один, особенно поздно ночью, это вызывает у меня слезы. — На мгновенье он прикусил нижнюю губу. — Но все мы мечтаем, полагаю, о другой жизни. Нам всем хочется прожить тысячу различных жизней во время нашего земного существования. Но это невозможно, правда?
— Нет, — сказал я. — Нам не дано.
— Я спросил о ваших карьерных возможностях, Патрик, потому что верю, что вы знаковая фигура. Понимаете?
— Нет.
Он грустно улыбнулся.
— Большинство мужчин и женщин влачат свою земную жизнь однотипно, без всякого разнообразия. Жизни, преисполненные тихого отчаяния, и всем все равно. Эти люди рождаются, какое-то время существуют, испытывая при этом определенные страсти, увлечения и даже любовь, сопровождая все это мечтами и болью, затем они умирают. И мало кто это замечает. Представьте, Патрик, миллиарды таких людей, больше — десятки миллиардов на протяжении истории прожили, не оставив никакого следа на земле. Они вполне могли не рождаться вообще.
— Те, о ком вы так говорите, могут с вами не согласиться.
— Уверен в этом. — Он широко улыбнулся и наклонился ко мне, будто собирался поведать мне какой-то секрет. — Но кто будет их слушать?
— Алек, все, что мне нужно узнать от вас, это почему…
— Но вы — потенциально знаковая фигура, Патрик. Вас могут помнить очень долго даже после вашей смерти. Подумайте, какое это было бы достижение, особенно в нашей угасающей культуре. Подумайте.
— А что, если у меня нет желания быть «знаковой фигурой»?
Его глаза исчезли за флюоресцентной дымкой.
— Возможно, выбор будет не за вами. Может случиться, что он падет на вас независимо от того, нравится вам это или нет. — Он пожал плечами.
— С чьей помощью?
— Отца, — сказал он, — Сына и Святого Духа.
— Разумеется, — сказал я.
— А вы, Алек, знаковая фигура? — спросил Долквист.
Мы оба, повернув головы, посмотрели на него.
— Да, вы? — повторил Долквист.
Голова Алека Хардимена медленно повернулась лицом ко мне, при этом его очки сползли на середину носа. Глаза за стеклами напоминали молочно-зеленоватую поверхность Карибского моря.
— Простите вмешательство доктора Долквиста, Патрик. Последнее время он немного не в себе по поводу жены.
— Моей жены? — уточнил Долквист.
— Супруга доктора Долквиста, Джудит, — сказал Хардимен, — ушла от него к другому мужчине. Слышали об этом, Патрик?