Салимов удел

— Марджи? — позвал он, спуская ноги на пол. — Мардж?

После долгой-долгой паузы она ответила:

— Со мной все в порядке, Тони.

Тони сидел на краю кровати, бессмысленно глядя себе под ноги. На нем были только полосатые пижамные штаны на шнурке, концы которого свисали между ног. Густые черные волосы, которые унаследовали оба сына Тони, были всклокочены. Все думали, что в Тони есть еврейская кровь, и ему часто приходило в голову, что людей сбивают с толку именно эти волосы, волосы даго. Фамилия его дедушки была Гликуччи. Когда кто-то сказал дедуле, что в Америке жить проще, если фамилия у тебя американская, что-нибудь звонкое и короткое, тот официально сменил ее на Глик, не отдавая себе отчета, что на самом деле меняет принадлежность к одному меньшинству на появление другого. Тело у Тони Глика было широкое, смуглое, с мощными буграми мышц. Лицо сохраняло изумленное выражение человека, которого пинком выбросили из бара, когда он собирался уйти сам.

Он взял на работе освобождение, и прошлую рабочую неделю много спал. Во сне то, что мучило Тони, исчезало. Снов он не видел. Ложился в семь тридцать, вставал в десять утра и в два часа дня укладывался вздремнуть до трех часов. Время, прожитое Тони с той сцены, какую он устроил на похоронах Дэнни, до сегодняшнего солнечного субботнего утра (без малого неделя) казалось окутанным дымкой и совершенно нереальным. Соседи все несли и несли еду. Овощное рагу, консервы, печенье и пирожки. Марджи сказала, что понятия не имеет, куда все это девать. Обоим не хотелось есть. В среду вечером Тони попытался заняться с женой любовью, и оба расплакались.

Марджи выглядела очень плохо. Сама она управлялась с ситуацией, отдраивая дом от чердака до подвала, и делала это с маниакальным рвением, не оставляющим места никаким другим мыслям. День-деньской гремели ведра и завывал пылесос, а в воздухе постоянно висел резкий запах нашатыря с лизолом. Все игрушки и всю одежду Марджори аккуратно упаковала в картонные коробки и отнесла в Армию спасения и универмаг «Гудвилл». Когда в четверг утром Тони вышел из спальни, все эти картонки выстроились в ряд под входной дверью, каждая с аккуратной наклейкой. Ничего страшнее этих немых картонок ему видеть не приходилось. Все ковры Марджори вытащила на задний двор, развесила на бельевых веревках и немилосердно выколотила пыль. Несмотря на то, что Тони плохо воспринимал окружающее, он заметил, как побледнела жена с прошлого вторника или среды — даже губы, кажется, утратили свой естественный цвет. Под глазами легли коричневые тени.

Все это пронеслось у Глика в голове куда быстрее, чем длился наш пересказ, и он уже был на грани того, чтобы снова завалиться в постель, но тут Марджори опять упала и не ответила на оклик Тони.

Он поднялся и прошлепал в гостиную. Там он увидел лежащую на полу жену, которая неглубоко дышала, не отрывая затуманенных глаз от потолка. Она занималась перестановкой мебели в гостиной, так что все было сдвинуто с мест и комната приобрела странный разъединенный вид.

Что бы ни было не в порядке с Марджори, за ночь ей стало хуже. Она выглядела так скверно, что сонную пелену Тони словно прорезали острым ножом. Марджори еще не переодевалась, и разошедшийся до середины бедер халат открыл мраморно-белые ноги. Весь загар, которым она покрылась за летнюю поездку на отдых, сошел. Рот судорожно хватал воздух, словно легкие Марджори не могли получить его вдоволь. Тони заметил, как странно выдаются у нее зубы, но ничего об этом не подумал — могло быть виновато освещение.

— Марджи? Милая?

Она попыталась ответить, но не сумела, и Тони пронизал неподдельный страх. Он встал, чтобы позвонить врачу, повернулся к телефону, и тут жена сказала:

— Нет… нет. — Резко хватая воздух, Марджори повторила слово дважды, с трудом села, и ее хриплое дыхание заполнило весь молчащий, залитый солнцем дом. — Оттащи меня… помоги… солнце такое горячее…

Тони подошел к ней и поднял, потрясенный легкостью своей ноши. Казалось, женщина весит не больше вязанки хвороста.

— …на диван…

Он уложил ее на диван, оперев спиной на подлокотник. Марджори оказалась за пределами солнечного квадрата, падавшего из окна на ковер, и ей как будто бы стало немного легче дышать. Она на секунду прикрыла глаза. Тони опять поразился белизне и гладкости зубов, создававшим контраст с губами, и испытал неодолимое желание поцеловать жену.

— Позволь, я вызову доктора, — сказал он.