23  

Аузан, однако же, все понял, вернувшись домой и застав маму с валериановыми каплями в руках.

«Тебя убьют! Они звонили!»

Аузан подумал минуту и сказал, беззаботно махнув рукой: «Нет, не убьют! Слишком накладно!»

Будучи экономистом, он прикинул, что цена вопроса для компании «Люкс» — восемнадцать тысяч долларов. Именно столько получается, если иск подают шестьсот человек и каждый требует по тридцатке. Но, будучи гуманистом, Аузан посчитал, что человеческая жизнь бесценна или, во всяком случае, стоит дороже восемнадцати тысяч. Так что за восемнадцать тысяч никто не станет убивать мирного профессора экономики, тем более что смерть профессора никаким образом не способна уже остановить судебного иска.

Это, конечно, было ошибочное решение. В те благословенные времена убивали и за восемнадцать тысяч, и за десять, и за пять. К тому же институционалисту Аузану хорошо было бы вспомнить, что частенько люди принимают решения нерационально, что разгневанный или уязвленный в лучших своих чувствах человек может ведь убить даже тогда, когда это совершенно невыгодно. Но Аузан не подумал ни о чем таком. Будучи жизнерадостным человеком, он не любил думать о себе плохие мысли. А будучи человеком образованным, всегда имел наготове какую-нибудь удостоенную Нобелевской премии научную теорию, чтобы поддержать в своей душе пошатнувшийся было оптимизм.

То, что его не убили тогда, — чудо. Дело наверняка не в том, что пожалели, и уж точно не в том, что посчитали издержки, которых потребовало бы убийство. Скорее всего, люди, стоявшие за тем зловещим звонком, просто не могли поверить, что всю эту кашу с джинсами заварил какой-то профессоришка с пятью студентами. Скорее всего, видели за этим судебным иском происки каких нибудь конкурентов, пытались конкурентов вычислить, да так и не вычислили до самого суда.

Выдаем чеки

Дело компании «Люкс» рассматривалось не в обычном районном суде, а в арбитражном. Причиной этому была, скорее всего, юридическая неразбериха. В те времена казалось, что, ежели речь идет о такой заоблачной цифре, как восемнадцать тысяч долларов, то обычный суд не может принять по этому поводу решения, а может только арбитражный. Арбитражный суд к тому времени только образовался, и впервые судьи носили мантии, отчего чувствовали себя неловко и утешались только тем, что кроме мантий не надо носить еще и париков.

Разбирать коммерческие споры судьям тоже было внове. Еще пару лет назад всякий судья без колебаний просто признал бы Мурата Гаджинского спекулянтом и отправил бы в мордовскую колонию — не за то, что тот торгует контрафактными джинсами, а за сам факт частной джинсовой торговли. В деятельности коммерческих компаний всякому тогдашнему обывателю, и судьям в том числе, виделся подвох. С позиций здравого смысла казалось несомненной несправедливостью, что у кого-то зарплата двенадцать долларов в месяц, а кто-то оперирует тысячами этих самых долларов в ежедневном обиходе. Однако юридически никак не удавалось судьям заставить справедливость торжествовать.

Какова же была их радость, когда по всем правилам, с документами в руках и аккуратно ссылаясь на законы, молодые коллеги Дианы Сорк повернули дело так, что бывший спекулянт, а ныне почтенный предприниматель должен-таки раскошелиться на восемнадцать тысяч долларов, про которые мало кто мог представить себе, помещаются ли они в кошелек или в чемодан.

Коррумпировать судей в те времена предпринимателям еще не приходило в голову, и суд удовлетворил иск.

Профессор Аузан вышел из зала суда в странном смятении чувств. Следовало праздновать победу, но как-то не праздновалось. Какое-то сомнение или разочарование копошилось в сердце. Процесс был выигран, но что же не так? То ли обидно, что налетели корреспонденты, но не на Аузана и не на Диану Сорк налетели, а на известного адвоката, который участия в процессе не принимал, но комментарии раздавал охотно? Недостаточно удовлетворено тщеславие?

На улице к Аузану подошел Борис Соловьев, известный специалист по качеству, приобнял за плечи и сказал: «Саш, вы чего наделали-то?»

«Чего?» — переспросил Аузан вполне чистосердечно, потому что именно этот вопрос волновал и его.

«Представь себе, — продолжал Соловьев. — Старушка купила своему внуку, который в армии служит, настоящие американские джинсы. А ты лишил ее радости. И представь еще, как орал внук».

  23  
×
×