Прощай, детка, прощай

— Надо найти Пула, сэр.

— Сержант Рафтопулос звонил минуты две назад. Он на Притчетт-стрит. Говорит, там несколько двухсотых.

— Кто?

— Не знаю.

Демпси выпрямился.

— Отправляю подразделение егерей на проезд Риккиути за вашей напарницей, мистер Кензи.

— Спасибо.

— Кто это там стрельбу такую устроил?

— Не знаю, сэр. Мне просто головы поднять не давали.

Заработавшие турбины вертолетов заставили Демпси перейти на крик.

— Им оттуда не выбраться, — прокричал он. — Они заперты. У них выхода нет!

— Да, сэр.

— Так, значит, никаких признаков девочки? — Демпси, видимо, казалось, что, если задать вопрос несколько раз, в конце концов можно получить желаемый ответ.

Бруссард покачал головой:

— Послушайте, сэр, при всем уважении, у сержанта Рафтопулоса по дороге было что-то вроде инфаркта. Хочу поскорее до него добраться.

— Давайте. — Демпси отступил от окна и, махнув рукой, дал знак нескольким машинам позади нас двигаться колонной. Бруссард дал газу и повел машину вниз по склону, возле перелеска, вывернув руль, съехал на проселочную дорогу, еще через несколько секунд повернул налево и погнал по ухабистой дороге к въезду на скоростную автомагистраль, которая должна была привести к круговому перекрестку и далее на Притчетт-стрит.

Проехав еще двумя пыльными дорогами, мы оказались на Карьерной улице и пронеслись к югу от холмов. Было видно, как в зеркале заднего вида у нас колышутся и мигают синие и красные огни.

У знака «стоп» в конце Карьерной улицы Бруссард даже не сбавил скорость. Потом затормозил, развернув машину через обочину почти на сто восемьдесят градусов, и, нажав педаль газа до отказа, выехал на круговой перекресток. Все четыре шины мгновение сопротивлялись, тяжелая машина затряслась, задрожала, что-то заскрежетало, казалось, мы вот-вот перевернемся набок, но вот колеса опустились на асфальт, мощный двигатель взвыл, и мы вылетели с кольцевого перекрестка. Бруссард снова резко повернул, распахав обочину так, что на капот посыпалась трава и земля, справа мелькнула заброшенная мельница, и мы увидели Пула. Он сидел у заднего колеса «Лексуса RX-300», привалившись головой к крылу, слева от проезжей части метрах в пятидесяти за мельницей. Рубашка на груди была расстегнута до пояса, он прижимал руку к сердцу.

Бруссард резко затормозил, выскочил из машины, подбежал к Пулу и опустился рядом с ним на колени.

— Напарник! Напарник!

Пул открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Потерялся я.

Бруссард пощупал у него пульс, приложил руку к сердцу и большим пальцем приподнял левое веко.

— Ничего, старина, ничего. Все будет… оклемаешься.

Сзади остановилось несколько полицейских машин. К нам подошел молодой полицейский из Квинси.

— Открой заднюю дверь, — сказал ему Бруссард.

Парень уронил фонарик в грязь и хотел поднять.

— Открой дверь, мать твою! — прикрикнул Бруссард. — Живо!

Парень успел отбросить ногой фонарик под машину, потом открыл дверцу.

— Кензи, помогите поднять.

Я схватил Пула за ноги, Бруссард приподнял и со спины обхватил за грудь, мы донесли тяжелое тело до полицейской машины и уложили на заднее сиденье.

— Я в порядке, — сказал Пул, и глаза у него закатились влево.

— Конечно, в порядке, — улыбнулся Бруссард и обернулся к молодому полицейскому, который заметно нервничал: — Быстро водить умеешь?

— Да, сэр.

Позади нас несколько сотрудников полиции Квинси и штата собрались перед капотом «лексуса» с пистолетами в руках.

— Выйти из машины! — скомандовал сотрудник полиции штата, указывая стволом на лобовое стекло машины Гутиерреса.

— Какая больница ближе? В Квинси или в Милтоне? — спросил Бруссард молодого полицейского.

— Отсюда, сэр, милтонская.

— За сколько туда доедешь?

— За три минуты.

— Надо за две. — Бруссард хлопнул его по плечу и подтолкнул к двери водительского сиденья.

Парень мигом сел за руль. Бруссард сдавил руку Пула и сказал:

— Скоро увидимся.

Пул сонно кивнул.

Мы отошли от машины, Бруссард захлопнул дверцу.

— За две минуты, — повторил он. Из-под колес патрульной машины полетел гравий, поднялось облако пыли, она вылетела на дорогу и с включенной мигалкой, как ракета, понеслась по асфальту.

— Срань господня! — ахнул стоявший перед «лексусом» полицейский. — Мать честная!