Прощай, детка, прощай

— А что, — спросила Энджи, — ему оставалось делать под таким огнем? Собраться с мыслями, схватить сумку и нырнуть с нею со скалы?

Демпси пожал плечами:

— Это один из возможных вариантов.

— Каких на хрен вариантов! — сказала Энджи, вдруг перестав стучать зубами. — Он жизнью рисковал ради…

— Мисс Дженнаро, — остановил Энджи Бруссард, положив руку ей на колено, — майор Демпси не говорит ничего такого, чего не сказал бы лейтенант Дойл.

— Послушайте детектива Бруссарда, мисс Дженнаро, — сказал Демпси.

— Кто-то должен выступить козлом отпущения за эту групповуху, — сказал Бруссард. — Назначили меня.

— Вы тут единственный представитель от всей конторы, — усмехнулся Демпси и направился к группе сотрудников полиции штата, говоря на ходу в уоки-токи и оглядывая холмы, окружающие карьер.

— Это несправедливо, — сказала Энджи.

— Нет, справедливо, — сказал Бруссард и отбросил щелчком докуренную до фильтра сигарету. — Я просрал все дело.

— Это мы просрали, — сказала Энджи.

Бруссард покачал головой.

— Если бы деньги по-прежнему были у нас, можно было бы жить дальше, независимо от того, где Аманда и жива ли она. Но без денег мы — просто шуты. И это моя вина. — Он плюнул на асфальт, покачал головой и ударил каблуком по шине «лексуса».

Энджи смотрела, как технический сотрудник судебной экспертизы кладет куклу Аманды в пластиковый пакет, запечатывает его и подписывает черным фломастером.

— Она где-то там, так? — Энджи взглянула на темнеющие холмы.

— Да, она там, — сказал Бруссард.

20

С наступлением рассвета мы еще находились на месте двойного убийства. «Лексус» прицепили к тягачу, который потащил его по Притчетт-стрит и свернул на кольцевой перекресток, направляясь к скоростной автомагистрали.

Сотрудники полиции штата уезжали в холмы, возвращались оттуда с пакетами, заполненными стреляными гильзами, выковыряли даже несколько расплющенных пуль, застрявших в скале и в стволах деревьев. Кто-то будто бы привез ботинки и водолазку Энджи, но кто это именно и что он с ними сделал, никто не знал. Во время этого ночного бдения какой-то полицейский из Квинси накинул Энджи на плечи одеяло, но она все равно дрожала, и в свете уличных фонарей, фар и осветительных приборов, установленных для освещения места преступления, было видно, что губы у нее синие.

Около часа ночи приехал из холмов лейтенант Дойл и пальцем поманил к себе Бруссарда. Они прошли по дороге к желтой ленте, натянутой вокруг мельницы, потом остановились друг против друга, набычились, и тут Дойл взорвался. Слова мы не слышали, но громкость и указательный палец, которым Дойл размахивал перед лицом Бруссарда, говорили о том, что настроение начальника вовсе не сводилось к безмятежному «Ну, попробовали, не получилось, не беда». Большую часть беседы Бруссард стоял опустив голову, но она затянулась на добрых двадцать минут, и Дойл, казалось, только сильней распалялся. Потом он иссяк, Бруссард оторвал взгляд от земли, и лейтенант покачал головой так, что мы, находясь на расстоянии метров пятьдесят, почувствовали, что он принял суровое окончательное решение. Дойл оставил Бруссарда и вошел в здание мельницы.

— Я так понимаю, невеселые новости, — сказала Энджи Бруссарду. Он подошел к нам и сразу полез за очередной сигаретой в ее пачку, лежавшую на капоте машины.

— Отстраняют до решения завтрашней комиссии Министерства внутренних дел. — Бруссард закурил и пожал плечами. — Последнее служебное поручение — сообщить Хелен Маккриди, что нам не удалось вернуть ее дочь.

— А к вашему лейтенанту, — сказал я, — который одобрил эту операцию, какие будут претензии?

— Никаких. — Бруссард прислонился к бамперу, затянулся и выдохнул тонкую струю дыма.

— Никаких? — переспросила Энджи.

— Никаких. — Бруссард стряхнул пепел с сигареты. — Я все провалил, и вся ответственность — на мне. Если признаю, что утаил существенную информацию, хотел стяжать всю славу за задержание самолично, значок не потеряю. — Он снова пожал плечами. — Добро пожаловать в департамент политики.

— Но… — начала было Энджи.

— А, да, — сказал Бруссард и, обернувшись, взглянул на нее. — Лейтенант вполне ясно дал понять, что если вы будете распространяться на эту тему — постойте-ка, как это он выразился? — «урою их по самые веки по делу об убийстве Мариона Сосиа».