Прощай, детка, прощай

Человечек положил пистолет на ладонь, оценивая вес, бледные глаза его маслено блестели. Он облизнул губы, будто наслаждение стрельбой мог чувствовать на вкус.

— Запасаетесь на случай войны? — спросил я.

Бубба косо посмотрел на меня и стал пересчитывать деньги из бумажного пакета.

Человечек улыбался пистолету, как котенку.

— Гонения существуют всегда и всюду, дорогой. Надо быть во всеоружии. — Он кончиками пальцев погладил раму пистолета. — О, ты мой, мой, мой, — заворковал он.

И тут я его узнал.

Леон Третт, педофил, фотографию которого Бруссард дал нам в самые первые дни после исчезновения Аманды Маккриди. Человек, подозреваемый в растлении более пятнадцати детей и в похищении двух.

И такого человека мы только что вооружили! Черт побери!

Он вдруг взглянул на меня так, будто понял, о чем я думаю, а я похолодел и в сальном блеске его водянистых глаз почувствовал себя маленьким.

— А магазины? — сказал он.

— Когда буду уходить, — сказал Бубба. — Не мешай, видишь — считаю.

Леон Третт сделал шаг в сторону Буббы:

— Нет-нет. Тогда уже будет поздно. Сейчас.

— Заткнись, — сказал Бубба. — Не видишь, я считаю, четыреста пятьдесят, шестьдесят, шестьдесят пять, — бормотал он себе под нос, — семьдесят, семьдесят пять…

Леон Третт покачал головой, как будто от этого Бубба мог прислушаться к его доводам и отдать магазины.

— Мне нужны магазины сейчас. Я за них заплатил.

Он потянулся к руке Буббы, но тот толкнул его на маленький столик, стоявший под окном.

— Козел! — Бубба смешал в кучу банкноты, которые держал в руках. — Теперь придется все сначала.

— Ты мне магазины дай. — В голосе Третта появились интонации избалованного восьмилетнего ребенка. — Дай мне магазины.

— Да пошел ты, — торопливо проговорил Бубба, снова начавший считать деньги.

Глаза Третта наполнились слезами, он схватил двумя руками пистолет.

— В чем дело, малыш?

Я повернулся на голос и увидел невероятных размеров существо. Это была не амазонка, а женщина-монстр, тучная, покрытая вся густым седым волосом, который поднимался торчком от макушки по крайней мере сантиметров на десять и потом рассыпался по разные стороны головы, скрывая скулы и углы глаз, а также покрывал ее широкие плечи.

Она стояла в дверях кухни, держа в гигантской ручище пистолет. Одета она была с головы до ног в коричневый балахон, с трудом скрывающий могучие колышущиеся телеса.

Роберта Третт. Фотография давала о ней лишь слабое представление, далеко не соответствующее действительности.

— Они мне магазины не дают, — сказал Леон. — Деньги взяли, а магазины не дают.

Роберта медленно обвела глазами кухню. Единственный, кто не обратил на нее внимания, был Бубба. Он считал.

Роберта небрежно ткнула пистолетом в мою сторону:

— Давай магазины.

Я пожал плечами:

— У меня их нет.

— Ты. — Она махнула пистолетом в сторону Буббы: — Эй, ты.

— …восемьсот пятьдесят, — пробормотал Бубба, — восемьсот шестьдесят, восемьсот семьдесят…

— Эй! — прикрикнула Роберта. — На меня смотри, когда я говорю.

Бубба слегка повернул голову в ее сторону, продолжая смотреть на деньги.

— Девятьсот. Девятьсот десять, девятьсот двадцать…

— Мистер Миллер, — сказал Леон с отчаянием в голосе, — моя жена с вами разговаривает.

— …девятьсот шестьдесят пять, девятьсот семьдесят…

— Мистер Миллер, — взвизгнул Леон до того пронзительно, что у меня зазвенело в ушах.

— Одна тысяча. — Бубба остановился, убрал в карман пиджака пересчитанные купюры, а то, что еще предстояло пересчитать, держал в руке.

Леон с облегчением вздохнул, решив, что сейчас все решится само собой. Бубба взглянул на меня так, будто не понимал, из-за чего сыр-бор.

Роберта опустила пистолет.

— Ну, мистер Миллер, если мы сейчас сможем…

Бубба лизнул подушечку большого пальца и взял верхнюю банкноту из пачки, которая оставалась у него в руке.

— Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят, сто…

Леон Третт изменился в лице, будто у него в мозгу произошла закупорка кровеносного сосуда. Белое как мел лицо стало алым и вспухло, он схватил незаряженный пистолет двумя руками и стал прыгать с ним взад-вперед, как ребенок, которому срочно надо на горшок.

Роберта Третт снова подняла пистолет, навела ствол на голову Буббы, прищурила левый глаз, прицелилась и взвела курок.