Темная Башня

– Я думаю, тропа, по которой мы шли, служила дорогой для дилижансов между замком Дискордия и «Ле кас руа рюс», – заметил Роланд. – Это логично.

Они проходили все новые дома, все новые пересечения с другими дорогами. Шли по окраине городка или деревни, может, даже большого города, который когда-то построили вокруг замка Алого Короля. Но, в отличие от Луда, от этого города мало что осталось. Островки бес-травы росли вокруг развалин домов, но никакая другая растительность им не встретилась. И, похоже, стало еще холоднее. На четвертую ночь после того, как они увидели воронов, путники решили разбить лагерь в доме, стены которого еще не рухнули, но оба услышали голоса, шепчущиеся в тенях. Роланд идентифицировал их (и, к удивлению Сюзанны, не нашел в них ничего странного), как голоса призраков, которых он назвал «домовыми», а потом предложил вернуться на улицу.

– Я не думаю, что они способны нагадить нам, но могут причинить вред нашему маленькому другу, – и Роланд погладил Ыша, который забрался к нему на колени со столь несвойственной ему робостью.

Сюзанна встретила предложение Роланда с облегчением. В доме, где они решили провести ночь, холод пробирал до костей, и причиной его была не только температура окружающего воздуха. Призраки, чей шепот они слышали, возможно, были не только очень старыми, но, по ее мнению, еще и голодными. Поэтому они втроем вновь легли, прижавшись друг к дружке, посреди Бэдлендс-авеню, за роскошным такси Толстяка Хо, и ждали, пока наступивший день поднимет температуру на несколько градусов. Они попытались разжечь костер из досок одного из рухнувших домов, но только зря потратили две пригоршни «Стерно». Желе выгорело на щепках стула, которые они использовали, как растопку, но дерево отказывалось гореть.

– Почему? – спросила Сюзанна, наблюдая, как тают последние струйки дыма. – Почему?

– Ты удивлена, Сюзанна из Нью-Йорка?

– Нет, но я хочу знать, почему. Оно слишком старое? Окаменело или что-то в этом роде?

– Оно не загорелось, потому что ненавидит нас, – по тону чувствовалось, что объяснение Роланд полагает очевидным. – Это его территория, по-прежнему его, пусть он отсюда и ушел. Здесь все ненавидит нас. Но… послушай, Сюзанна. Теперь, раз уж мы на настоящей дороге, да еще по большей части вымощенной, как насчет того, чтобы идти ночью? Согласна попробовать?

– Конечно, – ответила она. – Все лучше, чем лежать на земле и дрожать, как котенок, которого только что окунули в бочку с водой.

Так они и поступили: провели в пути остаток этой ночи, всю следующую, потом еще две. Сюзанну не отпускала мысль: «Я заболею, не могу я так долго жить в таком холоде, не свалившись от какой-нибудь болезни». Но не заболела. Никто из них не заболел. Оставался лишь прыщик слева от нижней губы, с которого иногда сдиралась головка и тогда по подбородку начинала течь узкая струйка крови. Текла, пока ранка не закупоривалась свернувшейся кровью и не образовывалась новая корочка. Так что единственной их болезнью было постоянное ощущение холода, который забирался все глубже и глубже. Луна вновь начала увеличиваться в размерах, и одной ночью она поняла, что они идут на юго-восток из Федика уже чуть ли не целый месяц.

Постепенно покинутый городок уступил место фантастическому саду из остроконечных скал, но Сюзанна приняла очень близко к сердцу слова Роланда о том, что они по-прежнему в Плохих Землях, чтобы любоваться местными красотами. Хотя им и попадались редкие щиты-указатели, утверждавшие, что они идут по Королевскому тракту (каждый щит, само собой, украшал глаз, всегда красный глаз), она понимала, что на самом деле они на той же Бэдлендс-авеню.

Это был странный городок, и она пока не могла представить себе, что за странные люди могли в нем жить. Боковые улочки вымостили. Дома стояли узкие с высокими, крутыми крышами. Дверные проемы были узкие и очень высокие, словно предназначались они для тех узких людей, которых можно увидеть в некоторых зеркалах в комнате смеха. То были дома Лавкрафта, дома Кларка Эштона Смита, дома Пограничья Уильяма Хоупа Ходжсона, собранные вместе под лунным серпом Ли Брауна Койе, дома, наклонившиеся вперед и вбок на склонах холмов, которые возвышались вдоль дороги, по которой они шли. Тут и там дома успели развалиться, и руины эти имели неприятный, органический вид, словно являли собой разодранную и гниющую плоть, а не груды древних досок и осколков стекла. Вновь и вновь ей казалось, что она видит лица мертвецов, пялящихся на нее из нагромождения досок и теней, лица, которые поворачивались и следили за их продвижением вперед жуткими глазами зомби. Лица эти вызывали у нее мысли о страже-привратнике на Голландском холме, и по телу ее пробегала дрожь.