Темная Башня

– Если должна.

– Как только мы начнем подниматься к снежным землям, станет действительно холодно, – пояснил он. – И пока я не могу обещать тебе, что без костра мы проведем только одну ночь. Хотя и не верю, что их будет больше двух.

– Ты думаешь, охотиться будет проще, если мы обойдемся без костров, не так ли?

Роланд кивнул и начал собирать револьверы.

– Дичь будет через два дня?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

Он обдумал, покачал головой.

– Сказать не могу… но знаю.

– Можешь почувствовать запах?

– Нет.

– Прикоснуться к их рассудку?

– Нет.

Она сменила тему.

– Роланд, а если Мордред этой ночью натравит на нас птиц?

Он улыбнулся и указал на языки пламени, под которыми переливались всеми оттенками красного раскаленные угли.

– Они не посмеют приблизиться к твоему костру.

– А завтра?

– Завтра мы будем так далеко от «Ле кас руа рюс», что даже Мордред не убедит их лететь за нами.

– Откуда ты это знаешь?

Он опять покачал головой, хотя подумал, что ему известен ответ на ее вопрос. То, что он знал, шло от Башни. Чувствовал, что ее пульсации оживают в голове.

Словно из сухого зерна проклюнулся зеленой росток. Но полагал, что говорить об этом еще рано.

– Ложись, Сюзанна. Отдохни. Я подежурю до полуночи, потом разбужу тебя.

– Значит, мы начинаем нести вахту.

– Да.

– Он наблюдает за нами?

Наверняка Роланд этого не знал, что полагал, что наблюдает. Воображение рисовало ему худенького мальчика (но теперь у него выпирал туго набитый живот, потому что поел мальчик хорошо, голого под грязным, рваным пальто. Он находится в одном из этих странных, узких домов, возможно, на третьем этаже, откуда можно многое увидеть. Сидит на подоконнике, подтянув колени к груди, чтобы хоть немного согреться, шрам на боку наверняка ноет, и смотрит на яркую точку их костра, смотрит и завидует. Завидует их дружбе. Половинная мать и Белый отец, оба повернувшиеся к нему спиной.

– Очень может быть.

Она уже начала укладываться, вновь села. Прикоснулась к болячке под нижней губой.

– Это не прыщик, Роланд.

– Нет? – он не отрывал от нее глаз.

– В колледже у меня была подруга, у которой выскочил вот такой же «прыщик». Он кровоточил, потом подсыхал, вроде бы заживал, снова темнел и кровоточил вновь. В конце концов, она пошла к врачу, специалисту, которых мы называем дерматологами, и он сказал, что это ангиома. Сосудистая опухоль. Сделал ей укол новокаина и вырезал ее скальпелем. Похвалил мою подругу за то, что она вовремя пришла к нему, потому с каждым днем эта опухоль прорастала бы все глубже. И в итоге могла добраться и до неба, и до носовых пазух.

Роланд молчал, ожидая продолжения. Термин, который она использовала, сосудистая опухоль, отдавался в голове. Он подумал о том, что такая опухоль не помешала бы Алому Королю. Да и Мордреду тоже.

– У нас нет новокаина, – заговорила Детта Уокер, – и я это знаю. Но, если придет время, и я скажу тебе, что надо, ты возьмешь нож и вырежешь этот гребаный, отвратительный прыщ с моего лица. И тебе придется сделать это быстро. Ты меня понимаешь? Тебе ясно, о чем я?

– Да. А теперь ложись. Отдохни.

Она легла. А пятью минутами позже, когда вроде бы заснула, Детта Уокер открыла глаза и сердито

(«Я слежу за тобой, белый мальчик»)

глянула на него. Роланд ей кивнул, и она вновь закрыла глаза. Через минуту или две они опять открылись. На этот раз на него смотрела Сюзанна, и глаза, закрывшись еще раз, более уже не открывались.

Он пообещал разбудить Сюзанну в полночь, но дал поспать на два часа больше, зная, что в тепле костра ее тело действительно отдыхает, по крайней мере, в эту ночь. А когда его прекрасные новые часы показали час ночи, он почувствовал, что наблюдение с них снято. Мордред проиграл схватку со сном в самое темное время ночи, как и бесчисленное количество детей до него. И где бы ни находилась его комната, этот нежеланный, одинокий ребенок уснул, подоткнув жалкое, грязное пальто и положив голову на руки.

«И подрагивают ли его губы, все еще в запекшейся крови сэя Вдумчивого, когда ему снится сосок, за который он ухватывался лишь однажды, молоко, которого он так и не попробовал!»

Роланд этого не знал. Да и не хотел знать. Его радовало, что он бодрствует в тишине ночи, изредка подкладывая доски в костер, который пылал уже не так ярко. «Он скоро потухнет», – думал Роланд. Дерево, конечно, было не столь древнее, как то, из которого построили городские дома, но все равно очень старое, твердостью практически не уступавшее камню.