Колдун и кристалл

– Моя «развитая грудь», как ты называешь, меня не интересует и не должна интересовать кого бы то ни было, когда я скачу на лошади, – отрезала она.

– Возможно, что нет. Но если один из конезаводчиков феода, к примеру, Ренни, он постоянно на Спуске, как ты знаешь, увидит тебя, будет совсем неплохо, если он упомянет при Торине, что ты скакала в блузе, которую подарил тебе мэр. Об этом ты не думаешь? Почему ты такая упрямая, девочка? Почему никогда не прислушаешься к доброму совету?

– А тебе что до этого? – спросила Сюзан. – Ты же получила деньги, не так ли? И получишь еще. После того как он меня оттрахает.

Корделия с побледневшим, перекошенным от злобы лицом перегнулась через стол и отвесила Сюзан оплеуху.

– Как ты посмела произнести это слово в моем доме, шалава? Как ты посмела?

Вот тут из глаз Сюзан брызнули слезы… после того, как тетя Корд назвала этот дом своим.

– Это дом моего отца! Его и мой! А у тебя дома нет вовсе! Разве что казарма, если тебя туда возьмут. Наверняка возьмут. Почему нет, тетя?

Последние две апельсиновые дольки она еще держала в руке. И швырнула их тетке в лицо, а потом с такой силой откинулась от стола, что вместе со стулом повалилась на пол. Когда на нее легла тень тетки, Сюзан лихорадочно поползла в сторону. Волосы висели патлами, в щеке пульсировала боль, слезы жгли глаза, в горле пересохло. Наконец ей удалось подняться.

– Ты неблагодарная девчонка. – Вкрадчивый голос Корделии сочился ядом. – После всего того, что я для тебя сделала, после всего того, что сделал для тебя Торин. В конце концов, и тот жеребец, на котором ты скачешь каждое утро, его подарок…

– ПИЛОН БЫЛ НАШИМ! – выкрикнула Сюзан, едва не обезумев от ярости. – ВСЕ БЫЛО НАШИМ! ЛОШАДИ, ЗЕМЛЯ… ВСЕ ПРИНАДЛЕЖАЛО НАМ!

– Орать не обязательно.

Сюзан глубоко вздохнула, попыталась взять себя в руки. Отбросила волосы с лица, открыв красный отпечаток пятерни тети Корд на щеке. Увидев его, Корделия поморщилась.

– Мой отец никогда бы такого не допустил. – Сюзан заговорила тише. – Он никогда не разрешил бы мне идти в наложницы к Харту Торину. Пусть он уважал бы Харта как мэра… или своего босса… он никогда бы такого не разрешил. И ты это знаешь. Знаешь.

Тетя Корд закатила глаза, потом покрутила пальцем у виска, показывая, что Сюзан совсем спятила.

– Ты согласилась на это сама, мисс Юная Красавица. Да, ты согласилась. И теперь уже нечего махать…

– Да, – кивнула Сюзан, – я согласилась на эту сделку, все так. После того, как ты доставала меня день и ночь, после того, как приходила ко мне со слезами…

– Никогда не приходила! – взвизгнула Корделия.

– Неужели у тебя такая короткая память, тетушка? Да, наверное. Вечером ты уже забудешь, что за завтраком отвесила мне оплеуху. А вот я не забыла. Ты плакала, плакала и говорила, что боишься, как бы нас не выбросили на улицу, поскольку у нас нет законного права на эту землю, и тогда нам придется побираться. Ты плакала и говорила…

– Прекрати! – оборвала ее тетя Корд. – Надоели мне твои глупые жалобы! Хватит! Ты вроде бы собралась на прогулку. Вот и убирайся!

Но Сюзан не прекратила. Ярость прорвала плотину, и поток сметал все на своем пути.

– Ты плакала и говорила, что нас выгонят, вышлют на запад, что мы никогда не увидим ни дома моего отца, ни Хэмбри вообще… а потом, нагнав на меня страху, ты заговорила о младенце, который у меня появится. Земле, нашей земле, которую вновь отдадут нам. Лошадях, которые тоже вновь станут нашими. В знак признательности мэра я получила от него лошадь, которой сама же помогала появиться на свет! Что я такого сделала, чтобы получить все то, что и так стало бы моим, если б не потеря одной-единственной бумажки? Что я такого сделала, чтобы он давал мне деньги? Что я такого сделала, кроме как пообещала потрахаться с ним, пока его сорокалетняя жена будет спать за стенкой?

– Так, значит, ты хочешь денег? – зловеще усмехнулась тетя Корд. – Хочешь денег, не так ли? Тогда ты их получишь. Бери их, храни, трать, скорми свиньям, мне без разницы!

Она бросилась к своему кошелю, висевшему на крючке у плиты. Начала в нем рыться, но ее движения как-то сразу потеряли быстроту и убедительность. Слева от кухонной двери висело овальное зеркало, и в нем Сюзан поймало отражение лица тети Корд. От увиденного, а на лице Корделии смешались ненависть, отвращение, алчность, Сюзан стало нехорошо.

– Не суетись, тетя. Вижу, как тяжело тебе расставаться с ними, да я их и не возьму. Это грязные деньги.