Колдун и кристалл

В миле от скал сильный морской бриз, всю дорогу дувший им в спину, внезапно пропал, и они услышали низкий атональный вой, исходящий из щели в земле, которую называли каньон Молнии. Ален натянул поводья, лицо его сморщилось, словно он надкусил какой-то очень уж кислый фрукт. Подумал он о сильной руке, перебирающей пригоршню острых камешков. Канюки кружили над каньоном, словно их притягивал этот звук.

– Дозорному это не нравится, Уилл. – Пальцы Катберта забарабанили по птичьему черепу. – И мне тоже. Чего мы сюда подались?

– Считать, – ответил Роланд. – Нам поручили все сосчитать и все увидеть, и мы здесь, чтобы считать и смотреть.

– Да, конечно. – Катберт успокаивающе похлопал лошадь по шее, низкий ноющий вой червоточины тревожил ее. – Тысяча шестьсот четырнадцать рыболовных сетей, семьсот маленьких рыбацких лодок, двести сорок баркасов, семьдесят волов, существование которых никто не признает, и, к северу от города, одна червоточина. Что бы сие означало?

– Это мы и собираемся выяснить, – ответил ему Роланд.

Они двинулись на звук, и, хотя никому из них он не нравился, никто не предложил повернуть назад. Во-первых, они почти у цели, а во-вторых, Роланд прав… это их работа. А кроме того, их разбирало любопытство.

Устье каньона завалили срубленными ветками, как и предупреждала Сюзан. К осени на большинстве листва бы засохла, но пока листья оставались зелеными и закрывали вид на каньон. По центру вниз уходила тропа, но слишком узкая для лошадей (они могли заартачиться и не пойти). Да и сумерки уже начали сгущаться.

– Мы пойдем вниз? – спросил Катберт. – Пусть ангел-регистратор отметит, что я против, хотя это и не мятеж.

Роланд не собирался вести их через груду нарубленных веток к источнику звука. Во всяком случае сейчас, когда он понятия не имел, что собой представляет червоточина. За последние несколько недель он не раз спрашивал о ней, но вразумительных ответов не получал. «Я бы держался подальше», – посоветовал ему шериф Эвери. Так что больше всего о червоточине рассказала ему Сюзан в ночь их первой встречи.

– Расслабься, Берт. Вниз мы не пойдем.

– Хорошо, – выдохнул Ален, и Роланд улыбнулся.

По западному краю каньона тянулась тропа, крутая и узкая, но при должной осторожности вполне проходимая. По ней они и направились гуськом, остановившись один раз, чтобы разобрать завал, сбрасывая куски сланцевой глины и камни в воющую пропасть справа от себя. Когда они расчистили тропу и уже собрались сесть на коней, большая птица поднялась над краем каньона, отчаянно замахав крыльями. Роланд схватился за револьверы, увидел, что Катберт и Ален повторили его движение. Забавно, конечно, учитывая, что револьверы, аккуратно завернутые в промасленную ткань, хранились под половицами в бункере «Полосы К».

Они переглянулись, ничего друг другу не сказали (словами, поскольку взгляды были более чем красноречивы) и поехали дальше. Роланд обнаружил, что воздействие червоточины со временем усиливается – к такому звуку привыкания не возникало. Наоборот, чем дольше ты находился в непосредственной близости от каньона Молнии, тем глубже проникал звук в твой мозг. Не только в мозг, но и в зубы, в уши. От него начинали вибрировать нервные окончания, слезиться глаза. Но больше всего звук воздействовал на сознание, говоря, что все самое страшное, чего ты всегда боялся, поджидает за следующим поворотом тропы или за грудой камней, чтобы выскочить оттуда и наброситься на тебя.

Наконец тропа вывела их на ровный, лишенный растительности участок земли. Настроение у них улучшилось, но уже наступила ночь, и когда они спешились и подошли к обрыву, то внизу не увидели ничего, кроме тьмы.

– Зря старались, – покачал головой Катберт. – Надо было выезжать раньше. Роланд… я хотел сказать, Уилл. Какую мы сморозили глупость!

– Если хочешь, здесь я могу быть для тебя и Роландом. И мы увидим то, что приехали сосчитать. Как ты говорил, одну червоточину. Надо немного подождать.

Они подождали, и не прошло и двадцати минут: как из-за горизонта поднялась Мешочная Луна… идеальная летняя луна, огромная и оранжевая. Она величественно плыла по темно-фиолетовому бархату неба. А на ее поверхности отчетливо виднелся Мешочник, который только что вылез из Нонеса с мешком, набитым верещащими душами. Они ясно видели его согбенную фигуру с заброшенным на плечо мешком. А лунный диск, казалось, окрашивался отсветами адского пламени.