Колдун и кристалл

– Что у тебя в арсенале?

– Почти четыре дюжины стальных шариков. – Берт поднял мешочек из плотной ткани, в котором в более спокойные времена его отец держал табак. – Плюс петарды в седельных сумах.

– Сколько больших?

– Достаточно, Роланд, – ответил Катберт без тени улыбки. Смех ушел из его глаз, сразу ставших глазами хладнокровного убийцы. – Достаточно.

Роланд пробежался рукой по пончо, давая ладони привыкнуть к грубой материи. Посмотрел на Алена, вновь на Катберта, вновь говоря себе, что все получится, да, получится, если они сохранят хладнокровие и не будут думать о том, что их всего лишь трое против сорока или пятидесяти.

– Те, кто сейчас у Скалы Висельников, услышат выстрелы, не так ли? – спросил Ален.

Роланд кивнул.

– Ветер дует от нас к ним, так что в этом нет никаких сомнений.

– Значит, нам придется действовать быстро.

– Времени терять не будем, – кивнул Роланд, подумав о том, как он стоял на дворе, притаившись в разросшейся спутанной живой изгороди за Большим залом, на руке его сидел сокол Давид, а по спине от ужаса тек пот. Думаю, ты умрешь сегодня, сказал он тогда соколу, и не ошибся. Но сам он выжил, выдержал испытание и вышел по восточному коридору. Сегодня испытание предстояло Катберту и Алену, не в Гилеаде, в традиционном месте за Большим залом, где мальчики доказывают свое право зваться мужчинами, а в Меджисе, на границе Плохой Травы, в пустыне, в каньоне. В каньоне Молнии.

– Докажи, что ты мужчина, или умри. – Ален словно читал мысли стрелка. – Вопрос ставится так?

– Да. В конце концов вопрос всегда ставится так. Когда, думаешь, они доберутся сюда?

– Не раньше чем через час. А скорее через два.

– Они знают, что мы их поджидаем?

Ален кивнул:

– Думаю, да.

– Это плохо, – подал голос Катберт.

– Джонас боится, что мы нападем на них в траве, – заметил Роланд. – Может, подожжем траву вокруг его отряда. Они утратят бдительность, как только выедут на открытое место. – Ты на это надеешься? – спросил Катберт.

Роланд кивнул:

– Да. Надеюсь.

18

Поначалу Рейнолдс ехал легкой рысцой, но через полчаса после расставания с Джонасом пустил лошадь галопом. Пилон мчался рядом. Сюзан держалась руками за рог передней луки, ее волосы разметало ветром. Думала она о том, как выглядит сейчас ее лицо. Скулы раздулись, глаза затекли. Даже от ветра саднило кожу.

Уже на Спуске Рейнолдс остановился, чтобы дать лошадям передохнуть. Спрыгнул на землю, повернулся спиной к девушке, справил малую нужду. Сюзан в это время оглядела Спуск. Увидела громадный табун, теперь мирно жующий травку. Ковбои куда-то подевались. Хоть это они сделали, подумала Сюзан. Мало, конечно, но хоть что-то.

– Не хочешь облегчиться? – спросил Рейнолдс. – Если хочешь, помогу тебе снять штаны, но только не говори «нет» сейчас, чтобы потом просить об остановке.

– А ведь ты боишься. Большой храбрый регулятор, и боишься, не так ли? Да, боишься, пусть и вытатуировал гроб на руке.

Рейнолдс попытался изобразить презрительную улыбку. Но в это утро она никак не вязалась с его лицом.

– Не отбирай хлеб у предсказателей судьбы, мисси. Они с этим справятся лучше. Так будешь облегчаться или нет?

– Нет. И ты боишься. Чего?

Рейнолдс, а предчувствие беды не покинуло его после расставания с Джонасом, хотя он очень на это надеялся, обнажил в злобной усмешке желтые от табака зубы.

– Если не можешь сказать ничего путного, лучше молчи.

– Почему бы тебе не отпустить меня? Может, мои друзья поступят так же и с тобой, когда догонят нас.

На этот раз Рейнолдс рассмеялся искренне. Запрыгнул в седло, сплюнул. Над головой Демоническая Луна превратилась в бледный круг

– Мечтать не вредно, мисси-сэй. За мечты денег не берут. Но этих троих ты уже никогда не увидишь. Им прямая дорога к червям, будь уверена. Поехали.

И они поскакали дальше.

19

В ночь на праздник Жатвы Корделия совсем не ложилась. Сидела в кресле в гостиной, и хотя вязанье лежало у нее на коленях, она не провязала ни единой петли. Вот и теперь, около десяти утра, она все сидела в том же кресле, уставившись в никуда. А куда, собственно, она могла смотреть. Все рухнуло, разбилось на мелкие осколки. Надежды получить деньги, которые Торин мог дать Сюзан и ее ребенку, отписать в завещании, мечты занять достойное положение в обществе, планы на будущее. Все порушили двое неблагодарных молодых людей, которым так уж не терпелось скинуть штаны.