Колдун и кристалл

«Смотри вперед, стрелок, – вот твоя судьба».

И тут он узнает голос – это голос Черепахи. Он смотрит и видит яркое, сине-золотое сияние, пробивающееся сквозь грязную черноту Тандерклепа. Прежде чем он успевает хоть что-нибудь разглядеть, его выносит из темноты на свет, словно заново родившееся, вылупившееся из яйца существо.

«Свет! Да будет свет!»

восклицает голос Черепахи, и Роланду приходится закрыть глаза руками и смотреть сквозь пальцы, чтобы не ослепнуть. Под ним – залитое кровью поле… он так подумал тогда, четырнадцатилетний мальчик, совершивший первое в своей жизни настоящее убийство. Это кровь, которая вытекает из Тандерклепаи грозит затопить нашу часть мира, думает он, и пройдет несчетное число лет, прежде чем он вспомнит о своем пребывании в хрустальном шаре, соотнесет эти воспоминания со сном Эдди и скажет своим спутникам, с которыми сидел на асфальте автострады, когда ночь уже будет подходить к концу, что внезапный переход от темноты Тандерклепа к этому яркому свету сбил его с толку. «То была не кровь, а розы», – говорит он Эдди, Сюзанне и Джейку.

«Стрелок, смотри… смотри туда».

Да, вон она, серовато-черная колонна, подпирающая горизонт: Темная Башня, та самая, где пересекаются все Лучи, средоточие Силы. В поднимающихся по спирали окнах он видит синий электрический свет, слышит крики тех, кто заточен в ее стенах. Он чувствует и мощь этого места, и источаемое им зло. Он чувствует: с Башней что-то не так, перегородки между мирами теряют прочность, потенциал, зла растет все быстрее и быстрее, словно раковая опухоль, выпивающая все соки из когда-то здорового тела. Итак, перед ним высится не просто башня из темно-серого камня, нет, он видит перед собой величайшую тайну мира, его последнюю и страшную загадку.

Это Башня, Темная Башня ввинчивается в небо, и Роланд несется к ней в розовом вихре, думая: Я войду в тебя, я и мои друзья, если будет на то воля ка, мы войдем и мы сокрушим зло, которое таится в тебе. Может, на это уйдут годы, но я клянусь птичкой и рыбкой, медведем и зайкой, всеми, кого я люблю…

А небо уже усеяно нависшими над землей облаками, которые натянуло из Тандерклепа, вокруг все темнеет, а синий свете окнах башни сияет, как глаза безумцев, и Роланд слышит тысячи вопящих голосов.

«Ты убьешь все и всех, кого любишь, – речет голос Черепахи, и теперь это жестокий голос, жестокий и суровый, – и все равно ворота Башни не раскроются перед тобой».

Стрелок набирает полную грудь воздуха, собирает в кулак все силы; когда он отвечает Черепахе, то говорит от лица всех колен его предков: «НЕТ! ОНИ НЕ УСТОЯТ ПЕРЕДО МНОЙ! КОГДА Я ПРИДУ ВО ПЛОТИ, НЕ УСТОЯТ! КЛЯНУСЬ ИМЕНЕМ МОЕГО ОТЦА, НЕ УСТОЯТ!»

«Тогда умри», -

говорит голос, и Роланда бросает на каменную стену Башни, чтобы расплющить в лепешку. Но прежде чем это происходит…

6

Катберт и Ален наблюдали за Роландом с нарастающей тревогой. Он поднес Радугу Мейрлина к лицу, зажав обеими руками, словно человек, поднявший чашу с вином перед тем, как произнести тост. Мешок упал на его запыленные сапоги. Щеки и лоб купались в розовом сиянии, которое не внушало доверия ни Алену, ни Катберту. Им казалось, что сияние это не только живое, но и голодное.

Они подумали в унисон: Я не вижу его глаз. Где его глаза?

– Роланд? – повторил Катберт. – Если мы собираемся добраться до Скалы Висельников, прежде чем они подготовятся к встрече, ты должен убрать эту штуковину в мешок.

Роланд не шевельнулся, не опустил хрустальный шар. Но что-то прошептал. Уже потом, когда Катберту и Алену представился случай обменяться впечатлениями, они сошлись на том, что услышали: удар грома [Роланд прошептал «thunderclap (тандерклеп)», что в переводе на русский означает «удар грома».].

– Роланд? – Ален шагнул к стрелку. Осторожно, словно хирург, вонзающий скальпель в тело пациента, просунул правую руку между хрустальным шаром и лицом Роланда. Реакции не последовало. Ален убрал руку, повернулся к Катберту. – Можешь ты «коснуться» его? – спросил Берт. Ален покачал головой.

– Нет. Его разум словно унесся далеко-далеко.

– Мы должны его разбудить. – Голос Катберта дрожал от волнения.

– Ванней говорил нам, что если слишком быстро выводить человека из глубокого транса, он может сойти с ума, – ответил Катберт. – Помнишь? Не знаю, решусь ли я…

Роланд шевельнулся. Розовые озера, появившиеся на месте его глаз, начали расти, губы решительно сжались, как бывало с ним в мгновения высшего напряжения.