Колдун и кристалл

– Может лежащий без сознания человек умереть от голода? – спросил Катберт. – Или от жажды? По-моему, нет.

– А я думаю, может, – возразил Ален.

Ночь выдалась трудной. Вымотались они донельзя, потому что прошлый день практически не спали. И тут заснули как убитые, укрывшись с головой, чтобы их не будили солнечные лучи. Проснулись оба практически одновременно, когда солнце опускалось за горизонт, а Демоническая Луна, полная, как и двумя ночами раньше, начинала свой путь по небосводу, прорезая облака – предвестники мощных осенних ливней.

Роланд сидел. Он вытащил магический кристалл из мешка и держал его в руках, темный кусок стекла, такой же мертвый, как глаза Сорви-Головы. Глаза Роланда, такие же мертвые, с полным безразличием оглядывали деревья, траву, небо. Он ел, но не спал. Пил из ручьев, мимо которых они проезжали, но не говорил. И не расставался с осколком Радуги Мейрлина, который они добыли в феоде Меджис такой дорогой ценой. Но магический кристалл не оживал от его прикосновений.

И не оживет, как-то подумал Катберт. Во всяком случае, не оживет, пока Эл и я будем бодрствовать.

Ален не смог оторвать руки Роланда от хрустального шара, поэтому положил ладони ему на щеки, таким путем пытаясь прикоснуться к его сознанию. Да только не нашел, к чему прикасаться. В Гилеад они возвращались не с Роландом, даже не с духом Роланда. Роланд ушел. Как луна на конце очередного цикла.

Часть четвертая. У ВСЕХ ДЕТЕЙ БОЖИИХ ЕСТЬ БАШМАКИ

Глава первая. УТРО В КАНЗАСЕ

1

Впервые за эти

(часы? дни?)

стрелок замолчал. Посидел, глядя на здание, что возвышалось к востоку от них (солнце поднималось из-за него, так что они видели черный силуэт дворца, окруженный золотым нимбом), положив руки на колени. Потом взял бурдюк с водой, лежавший на мостовой рядом с ним, поднял над головой, раскрыл рот.

Пил то, что попадало в рот, остальные видели, как ходил его кадык, когда Роланд лег на асфальт, но вода лилась и на лоб, текла по закрытым глазам, стекала с висков, отчего волосы становились темнее.

Наконец он отложил бурдюк в сторону, но остался лежать с закрытыми глазами, закинув руки за голову, словно человек, сдавшийся во сне. Пар поднимаются над мокрым лицом.

– А-х-х-х, – вырвалось у него.

– Полегчало? – спросил Эдци. Веки стрелка поднялись, обнажая выцветшие синие глаза.

– Да, полегчало. Я не понимаю, как это может быть, я так боялся рассказывать об этом… но полегчало.

– Те, для кого рыться в наших мозгах – профессия, наверное, тебе бы это объяснили, – подала голос Сюзанна, – но едва ли ты стал бы их слушать. – Она уперлась руками в поясницу, прогнулась, скривилась… но скривилась, пожалуй, лишь по привычке. Спина не затекла, а потому никакой боли она не почувствовала, хотя ожидала обратного.

– Вот что я тебе скажу, – продолжил Эдди. – Твой рассказ заставляет по-новому взглянуть на выражение «рассказать все как на духу». Сколько мы здесь пробыли, Роланд?

– Всего одну ночь.

– "Духи создали все это в одну ночь", – задумчиво произнес Джейк. Он сидел, разведя согнутые в коленях ноги, а Ыш устроился между ними, глядя на него яркими, золотисто-черными глазами.

Роланд сел, вытер лицо шейным платком, пристально посмотрел на Джейка:

– Что ты сказал?

– Не я. Это написал Чарлз Диккенс. В рассказе «Рождественская песнь». Все в одну ночь, а?

– Какая-нибудь часть твоего тела говорит о том, что времени прошло больше?

Джейк покачал головой. Нет, чувствовал он себя так же, как и в любое другое утро, может, даже получше. Ему хотелось по-маленькому, но мышцы не затекли, ничего не болело.

– Эдди? Сюзанна?

– Я отлично себя чувствую, – ответила Сюзанна. – После бессонной ночи, а то и нескольких, такого не бывало.

– У меня примерно такое же состояние, как и в те времена, когда я сидел на игле… есть что-то общее…

– Только что-то, не все? – сухо осведомился Роланд.

– Слушай, почему бы тебе не задать этот вопрос следующему свихнувшемуся поезду, на котором нам доведется ехать? Я вот про что. Если проведешь много ночей под кайфом, то привыкаешь к тому, что утром ты в полном дерьме: голова раскалывается, нос забит, сердце колотится как бешеное, позвоночник не гнется. Поверь старине Эдди, именно по своему утреннему состоянию можно понять, хорош ли для тебя тот или иной наркотик. Короче, к этому привыкаешь, я вот привык, а если пропустить ночь, не принять дозу, то утром, проснувшись, сидишь на кровати и думаешь: «Что со мной такое? Я болен? Как-то странно я себя чувствую. Или меня ночью хватил удар?»