1  

Кинг Стивен

Танец смерти (Мрачный танец)

Очень легко — может быть, слишком легко — делать посвящение мертвецам. Эта книга посвящается шести великим писателям ужасов, которые еще живы:

Роберт Блох

Хорхе Луис Борхес

Рэй Брэдбери

Фрэнк Белкнап Лонг

Дональд Уондри

Мэнли Уэйд Уэллман

Входи, путник, на свой страх и риск: здесь водятся тигры

— Какой самый отвратительный поступок вы совершили?

— Этого я вам не скажу, но могу рассказать о самом отвратительном из всего, что случалось со мной… О самом ужасном…

Питер Страуб. "История с привидениями"

Нас ждет вечеринка, но нужно миновать стражу снаружи…

Эдци Кохрен. "Заходите все"

ПРОЛОГ

Книга, которую вы держите в руках, возникла благодаря телефонному звонку в ноябре 1978 года. В то время я преподавал литературное мастерство и вел несколько курсов в Мэнском университете в Ороно, а в свободное время доделывал черновой вариант романа «Воспламеняющая взглядом» — к настоящему времени он уже опубликован. Мне позвонил Билл Томпсон, который в 1974 1978 годах издал мои первые пять книг: «Кэрри», «Жребий», «Сияние», «Ночная смена» и «Противостояние». Но, что гораздо важнее, Билл Томпсон, бывший в ту пору редактором в «Даблдэй», оказался первым человеком, связанным с издательскими кругами Нью-Йорка, который с интересом прочел мои ранние, еще не опубликованные, произведения. Он явился для меня тем самым важнейшим первым контактом, которого начинающие авторы ждут, на который надеются — и который так редко находят.

После «Противостояния» наши пути с «Даблдэй» разошлись, ушел оттуда и Томпсон — он стал старшим редактором в «Эверест Хаус». За годы нашего сотрудничества мы сделались не только коллегами, но и друзьями, поэтому не теряли друг друга из виду, время от времени обедали вместе… ну и выпивали. Лучшая попойка случилась у нас во время бейсбольного матча всех звезд в июле 1978 года: мы смотрели его на большом телеэкране поверх рядов пивных кружек в каком-то нью-йоркском баре. Над прилавком висело объявление «Счастливые часы для ранних пташек с 8 до 10 утра, в это время вдвое дешевле». Когда я спросил у бармена, что за люди приходят с восьми до десяти утра, чтобы выпить «коллинз» с ромом или джин, он злобно посмотрел на меня, вытер руки о фартук и ответил: «Парни из колледжа… такие, как ты».

И вот в этот ноябрьский вечер, вскоре после Хэллоуина, Билл позвонил мне и сказал: «Слушай, а почему бы тебе не написать книгу о феномене жанра ужасов, как ты его себе представляешь? Романы, кинофильмы, радио, телевидение — все в целом. Если хочешь, поработаем вместе».

Предложение показалось мне одновременно заманчивым и пугающим. Заманчивым потому, что время от времени меня спрашивали, что заставляет меня об этом писать, а людей — читать и ходить в кино. Парадокс: люди платят деньги за то, чтобы чувствовать себя некомфортно. Я разговаривал на эту тему со многими своими студентами и написал немало слов (включая довольно длинное предисловие к моему собственному сборнику рассказов «Ночная смена»), и мысль о том, чтобы вынести наконец Окончательный Вердикт, привлекала меня. Я подумал, что потом запросто смогу уходить от надоевших вопросов, просто сказав: «Если хотите знать мое мнение о жанре ужасов, прочтите книгу, которую я написал на эту тему. Это мой Окончательный Вердикт по делу об ужасах».

Пугало же меня это предложение тем, что мне уже виделась работа, растягивающаяся на годы, десятилетия, столетия. Если начать с Гренделя[1] и его матери, то даже в виде сжатого приложения к «Ридерз дайджест» мой труд занял бы четыре солидных тома.

Но Билл возразил, что можно ограничиться последними тремя десятилетиями, сделав лишь несколько отступлений к основам жанра. Я обещал подумать и принялся думать. Думал я долго и напряженно. Раньше мне не приходилось писать нехудожественные книги, и это меня тоже пугало. Внушала страх и мысль о необходимости говорить правду. Художественная литература это, что ни говори, нагромождение одной лжи на другую… поэтому, кстати, пуритане никогда не могли с ней смириться. Если вы сочиняете и чувствуете, что застряли, всегда можно придумать что-то другое или вернуться на несколько страниц и что-нибудь изменить. А вот с нехудожественной книгой приходится утомительно проверять все факты, следить, чтобы не было ошибок в датах, чтобы все фамилии были написаны верно… а хуже всего, что это означает «выставляться». Романист, в конце концов, скрыт от читателей; в отличие от музыканта или актера он может пройти по улицам, и никто его не узнает. Созданные им Панч и Джуди[2] выступают на сцене, а сам он остается невидимкой. Но тот, кто отходит от вымысла, становится слишком заметен.


  1  
×
×