Дети любви

Рози возмущенно фыркнула, а Морин улыбнулась, представив себе Рози, пьющую жидкий чай из маленькой чашечки китайского фарфора.

– Вообще-то их можно понять… наверное.

– Конечно! Если переезжаешь в золотую клетку, поневоле привыкаешь жить по здешним меркам. Да только я в жизни не согласилась бы жертвовать своими привычками для того, чтобы произвести впечатление. Наверное, я слишком большая эгоистка, чтобы причинять себе неудобства. Потому и бросала их первой. К тому же и ежу понятно: если ты не знаешь, кто ты есть, если у тебя нет твердых взглядов на жизнь, тогда у тебя шансов выжить среди людей, желающих переделать тебя на свой лад, не больше, чем у снеговика в преисподней. А потом ты просыпаешься однажды утром и удивляешься: что это за незнакомец глядит на тебя из зеркала?

Сердце Морин сжалось. Рози говорила очень близкие ей вещи. Только вот… сегодня бросили ее, Морин. Она не успела первой…

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

Ее интонация привлекла внимание Рози. Она вынырнула из глубин холодильника и некоторое время пристально смотрела на Морин, а потом энергично взмахнула замороженным судаком.

– Будь я проклята, если не верю тебе, девочка! Но клянусь, однажды мы раскопаем все секреты, которые ты похоронила в своем храбром сердечке. А сейчас – горячий душ и буйябез!!! Вверх по лестнице и первая дверь направо. Вперед!

Морин притормозила на пороге и обернулась к Рози.

– Неужели я так загадочно выгляжу?

– Дорогуша, единственное, что я про тебя знаю, так это то, что тебя, вполне возможно, зовут Мэгги, ты явно не из Чикаго, ты никогда в жизни не работала стриптизершей и у тебя сейчас нелегкие времена. Я не предлагаю немедленно рассказать мне все, но иногда разговор по душам помогает. Неприятности надо делить с друзьями. Это делает ношу легче.

7

Мэгги проспала всю ночь без сновидений и кошмаров, прижав к себе плюшевого одноглазого медвежонка и поставив на половину восьмого все имеющиеся в доме сестры будильники. Опаздывать в первый рабочий день – неприлично. То есть для Морин, разумеется, Мэгги еще в жизни никуда вовремя не приходила.

Она благополучно проспала все сигналы, но один из вредных механизмов был запрограммирован на повторы через каждые десять минут… На восьмом повторе Мэгги приснилось, что ей звонит Чико, и она проснулась. Некоторое время лежала, блаженно щурясь на солнышко, заливавшее всю спальню, – а потом заорала в голос и вскочила. Какое солнышко! Ей же к девяти надо было на работу в чертов колледж! А сейчас без пяти девять!

Она металась по комнатам, пытаясь найти подходящее шмотье, но под руку подворачивались только какие-то кошмарные кофточки с отложными воротничками и дурацкая юбка в клетку. В результате в девять пятнадцать Мэгги Рейли вылетела из дома в джинсах на голое тело и своем же собственном алом трикотажном джемпере – воротник-стойка, голая спина, без рукавов, облегает, как вторая кожа. То, что под ним находится исключительно первая кожа, без всяких лифчиков, преподавательскому составу придется пережить. Впрочем, грудь у нее всегда была отличной формы, упругая и накачанная, не тряслась и не расползалась в разные стороны. Хотя, наверное, именно это и не понравится преподавательскому составу…

Она влетела в здание колледжа, не замечая восхищенных взглядов студентов и не слыша довольно смелых возгласов за спиной. Работа в стриптизе дает иммунитет на такие вещи. Мэгги умела ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ СЛЫШАТЬ, если ей этого не хотелось.

А вот в учительской она оробела. И прямо-таки всем телом и душой вспомнила собственные школьные годы и всех этих мисс Кларксон, мисс Рединг, мисс Штольц и директрису миссис Руни.

На нее повернулись восемь женских голов и одна мужская. Семь пар глаз полыхнули чистым неодобрением, одна – неодобрением пополам с удивлением, и одна – телячьим восторгом. Нетрудно догадаться, что восторг выражали очи Бенжамена Кранца, начальника этого бабьего царства, с которым Мэгги вчера провела НАИСКУЧНЕЙШЕЕ свидание в своей жизни.

Нет, Бен Кранц был лапочка и тюпочка, смотрел с обожанием, говорил невпопад, над дороговизной меню не охал и даже глазом не моргнул, когда Мэгги заказала себе текилу без сока. Но он был скучен, скучен, скучен, как осенний дождь, нуден, как зубная боль, неинтересен, как телефонный справочник города, в котором живут одни только Джонсы и Стивенсы, и Мэгги не на шутку собралась надеть ему на голову вазочку с десертом, однако сдержала себя во имя сестринской любви. Морин хочет эту работу. Морин нравится этот козел. Морин безропотно отправилась выручать Мэгги – значит, и Мэгги ее выручит.