215  

На пароходе

  • Был утренник. Сводило челюсти,
  • И шелест листьев был как бред.
  • Синее оперенья селезня
  • Сверкал за Камою рассвет.
  • Гремели блюда у буфетчика.
  • Лакей зевал, сочтя судки.
  • В реке, на высоте подсвечника,
  • Кишмя кишели светляки.
  • Они свисали ниткой искристой
  • С прибрежных улиц. Било три.
  • Лакей салфеткой тщился выскрести
  • На бронзу всплывший стеарин.
  • Седой молвой, ползущей исстари,
  • Ночной былиной камыша
  • Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
  • Фонарной ряби Кама шла.
  • Волной захлебываясь, на волос
  • От затопленья, за суда
  • Ныряла и светильней плавала
  • В лампаде камских вод звезда.
  • На пароходе пахло кушаньем
  • И лаком цинковых белил.
  • По Каме сумрак плыл с подслушанным,
  • Не пророня ни всплеска, плыл.
  • Держа в руке бокал, вы суженным
  • Зрачком следили за игрой
  • Обмолвок, вившихся за ужином,
  • Но вас не привлекал их рой.
  • Вы к былям звали собеседника,
  • К волне до вас прошедших дней,
  • Чтобы последнею отцединкой
  • Последней капли кануть в ней.
  • Был утренник. Сводило челюсти,
  • И шелест листьев был как бред.
  • Синее оперенья селезня
  • Сверкал за Камою рассвет.
  • И утро шло кровавой банею,
  • Как нефть разлившейся зари,
  • Гасить рожки в кают-компании
  • И городские фонари.

Пастернак говорил, что «поэзия останется всегда той, превыше всяких Альп прославленной высотой, которая валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и подобрать с земли…». Именно поэтому в его стихах так много описаний — и деревьев, и квартиры, и женской одежды, и неба, и земли, и воды, и всего чего угодно. Он все видит, любит, понимает и приглашает нас в этом поучаствовать. Для него мир всегда свеж. Как будто он только что написан масляными красками и краски еще не просохли.

Действительно, после 1940 года стихи Пастернака стали как бы другими. До этого он почти десять лет не писал, много переводил, а потом явился читателю обновленный — поздний Пастернак, который более глубок, стих его прост, прозрачен, почти классичен. А. А. Ахматова так пишет об этом:

«„Второе рождение“ заканчивает первый период лирики. Очевидно, дальше пути не было… Наступает долгий (десять лет) и мучительный антракт, когда он действительно не может написать ни одной строчки. Это уже у меня на глазах. Так и слышу его растерянную интонацию: „Что это со мной?!“ Появилась дача (Переделкино), сначала летняя, потом и зимняя. Он, в сущности, навсегда покидает город.

Там, в Подмосковье — встреча с Природой. Природа всю жизнь была его единственной полноправной Музой, его тайной собеседницей, его Невестой и Возлюбленной, его Женой и вдовой — она была ему тем же, чем была Россия Блоку. Он остался верен ей до конца, и она по-рыцарски награждала его. Удушье кончилось. В июне 1941 года, когда я приехала в Москву, он сказал мне по телефону: „Я написал девять стихотворений. Сейчас приду читать“. И пришел. Сказал: „Это только начало — я распишусь“».

Начали рождаться блистательные стихи «Сосны», «Иней», «Зазимки», «На ранних поездах», «Дрозды», «Опять весна», «Зима приближается»… А затем и знаменитая «Зимняя ночь», и не менее знаменитое стихотворение «Быть знаменитым некрасиво», и «Во всем мне хочется дойти до самой сути…»

Зимняя ночь

  • Мело, мело по всей земле
  • Во все пределы.
  • Свеча горела на столе,
  • Свеча горела.
  • Как летом роем мошкара
  • Летит на пламя,
  • Слетались хлопья со двора
  • К оконной раме.
  • Метель лепила на стекле
  • Кружки и стрелы.
  • Свеча горела на столе,
  • Свеча горела.
  • На озаренный потолок
  • Ложились тени,
  • Скрещенья рук, скрещенья ног,
  • Судьбы скрещенья.
  • И падали два башмачка
  • Со стуком на пол,
  • И воск слезами с ночника
  • На платье капал.
  • И все терялось в снежной мгле
  • Седой и белой.
  • Свеча горела на столе,
  • Свеча горела.
  • На свечку дуло из угла,
  • И жар соблазна
  • Вздымал, как ангел, два крыла
  • Крестообразно.
  • Мело весь месяц в феврале,
  • И то и дело
  • Свеча горела на столе,
  • Свеча горела.

Пастернак пришел к строгому и умудренному слову, к слову христианскому. Его стихи из романа «Доктор Живаго», которые теперь публикуются как цикл «Стихотворения Юрия Живаго», отражают новую грань творчества поэта. Точнее будет сказать — отражают духовный взлет Пастернака. Он слышит слова Христа:

  215  
×
×