Еще одна блондинка

В следующий миг она оказалась на коленях у окаменевшего графа Лейстерского и обвила руками его шею. Мерчисон бросил короткий взгляд в зеркальце, ухмыльнулся и покачал головой, а Джон все еще не мог ни шевельнуться, ни вымолвить хоть слово. Жюльетта склонилась к самому его лицу...

И довольно чувствительно укусила его за нос.

Джон Ормонд стряхнул ее с себя, словно ядовитого скорпиона, и довольная нахалка тут же залилась звонким хохотом. Ошеломленный Джон краем глаза отметил, что и Мерчисон улыбается и крутит головой, беззвучно шепча что-то себе под нос.

– Знаешь, что...

– Не ругайся, не ругайся, ну, пожалуйста! Это же Анжелика – королева ангелов! Неужели не читал?

– Я тебя... я тебе...

– Ну, Джон, ну не злись, ты очень смешной, когда злишься, у тебя глаза становятся, как у пекинеса.

– Как у кого?!

– У пекинеса. Им нельзя злиться, потому что у них глазки выскочить могут, я один раз видела, а вообще они очень милые собачки. На коврик с ножками похожи.

– Я... похож на коврик с ножками?!

– Нет, просто у тебя сейчас тоже глазки выскочат. Ты поверил, да? Испугался?

Он с шумом выдохнул воздух и откинулся на спинку сиденья, испытывая сильнейшее желание выпить виски. Неразбавленного. Тем временем его беспокойное наследство уже переключилось на другое. Теперь Жюльетта стояла на коленях, к нему спиной, облокотившись на соседнее с Мерчисоном кресло, и увлеченно расспрашивала шофера о датчиках и рычажках, расположенных на приборной доске. Самое интересное, что старый танкист охотно ей отвечал, и, видимо, оба испытывали от беседы искреннее удовольствие. Джон ослабил узел галстука, потом подумал – и совсем содрал его с шеи.

Примерно через час она заснула, как засыпают маленькие дети: мгновенно и крепко, свернувшись калачиком и подложив под щеку ладошку. Румянец окрасил нежные щеки, губы были полуоткрыты, а ресницы оказались густыми и длинными, едва ли не до середины щеки. Джон вдруг почувствовал, как теплая волна неведомого доселе чувства заливает его сердце. Почему-то именно сейчас он по-настоящему понял, что отвечает за эту девочку, так доверчиво спящую напротив него. И еще. Ему очень хотелось прикоснуться к ней. Провести пальцем по нежной щеке. Отвести упавший на глаза золотой локон. Услышать ее легкое дыхание, ощутить его душистое тепло на своих губах...

Вместо всего этого он просто снял пиджак и осторожно укрыл Жюльетту. Она заворчала и нахмурилась во сне, но тут же завернулась в пиджак и заснула еще крепче. Джон недрогнувшей рукой открыл мини-бар и достал непочатую бутылку виски.

Мерное движение машины укачало его, и Джон Ормонд заснул вслед за своей подопечной, продолжая сжимать в руке пустой бокал. Сначала ему снилось море, потом луга вокруг замка, по которым ходили серо-зеленые волны травы... Потом ему стало сниться, что он скачет по этим волнам на коне, причем все быстрее и быстрее. Вот уже небо и земля слились воедино, и ветер бьет в лицо от бешеной скачки... А вот Мерчисон, он сидит и восторженно хлопает себя по коленкам руками, причем обеими, так что непонятно, кто же держит руль?

Еще через пару секунд сон испарился, и все разъяснилось. Мерчисон сидел на пассажирском сиденье, вполоборота к Джону. Он действительно хлопал руками по коленкам и восторженно ухал, а за рулем – за рулем сидела эта зеленоглазая ведьма!

Первым желанием Джона было рявкнуть на них обоих, но потом он просто посмотрел в окно и понял, что это было бы несколько неосмотрительно.

«Бентли» – машина тяжелая и обстоятельная. Испокон веку на ней ездили только важные особы, которым лихачить не пристало, но на самом деле мощный мотор способен выжимать скорость до двухсот миль в час. Хотя почему ДО? Именно двести. По крайней мере, сейчас об этом свидетельствовал спидометр. Беда в том, что «бентли» очень тяжел, на нем нельзя резко тормозить и не рекомендуется выписывать на дороге кренделя. Можно не вырулить...

Джона привел в чувство восторженный вопль Жюльетты:

– Нет, ну что за ласточка! Дядя Мерчи, я влюблена в нее! Давайте назовем ее Агнессой? Давай, милая, давай!

Джон откашлялся, чтобы ненароком не напугать зарвавшихся преступников, и кротко поинтересовался:

– Почему Агнессой?

– А? Ты проснулся? Потому что Агнессой звали единственную женщину-пирата. То есть женщин было много, но капитаном была только Агнесса Бургундская.

– Понятно. Тогда давайте назовем ее Жюльеттой.