Худеющий

Она заткнула уши и закричала, чтобы он прекратил.

Дерматологи сказали Кэри, что немного ошиблись. Кэри спросил их, что это значит. Вы, мол, сказали, что все знаете, во всем уверены. Они ему ответили, что такие вещи случаются, правда, редко, ха-ха, очень редко. Все анализы были проведены, и они поняли, что пошли не тем путем. Завели свои научные непонятные разговоры о мощных витаминах, гландулярных инъекциях, которые начали применять к нему. Пока проводился новый курс лечения, первые чешуи появились на шее Кэри, под подбородком и наконец — на лице. Вот тогда дерматологи в конце концов признали, что зашли в тупик. Правда, только в данный момент, разумеется. Подобные вещи не могут быть неизлечимыми. Современная медицина… специальная диета… и т. д. и т. п.

Кэри и слушать ничего не хотел, когда Леда пыталась завести разговор о старом цыгане. Однажды замахнулся на нее, словно ударить хотел, а она успела заметить, что кожа между большим и указательным пальцами его руки тоже отвердела.

— Рак кожи! — крикнул он. — Это рак кожи, рак кожи, рак кожи! И прошу тебя, раз и навсегда заткнись насчет того старого выродка!

Разумеется, только его теория имела хоть какой-то номинальный смысл, поскольку Леда несла мистическую средневековую чушь. Однако Леда была уверена, что все это проделка старого цыгана, который подошел в толпе блошиного рынка к Кэри Россингтону и коснулся его лица. Она знала это и поняла по его взгляду, когда он поднял на нее руку, что он тоже об этом знает.

Он взял отпуск, договорившись с Гленном Петри, который был потрясен, узнав, что его старый друг и партнер по гольфу Кэри Россингтон заболел раком кожи.

Леда рассказала Халлеку про следующие две недели, которые ей не хочется вспоминать. Кэри спал как мертвый то в их комнате наверху, то внизу в кресле, то на кухне, положив голову на руки. Начал много пить. Садился в кресло в гостиной, держа за горлышко бутылку виски чешуйчатой рукой, и смотрел по телевизору комедии типа «Герои Уайлд» и «Семейные ссоры». Так он просиживал перед телевизором часов до двух или трех ночи. И все время пил виски, как пепси-колу, прямо из горлышка.

Иногда по ночам он плакал. Она подходила и наблюдала его рыдающим в то время, как Уорнер Андерсон, заключенный в коробке их «Сони» кричал: «Вперед, к видеолентам!» с таким энтузиазмом, словно пригласил своих любовниц на круиз до Арубы в компании с ним. В иные ночи, по счастью редкие, он давал волю ярости, спотыкаясь бродил по дому с бутылкой виски в руке, переставшей быть рукой, и кричал, что у него рак кожи («Ты слышишь?! Рак кожи!»), который он подхватил под лампами для загара, и что он засудит этих гадов, которые ему такое устроили, разорит засранцев дотла! Без порток их оставит! Во время подобных вспышек он порой ломал вещи.

— Я в итоге поняла, что такие припадки ярости с ним происходят после того, как приходит миссис Марли прибрать по дому, — сказала она бесстрастно. — Когда она появлялась, он поднимался на чердак и отсиживался там. Если бы она его увидела, весь городок немедленно бы обо всем узнал. Я думаю, он более всего чувствовал себя отверженным, когда сидел там в одиночестве в темноте, а потом ночью давал волю своим эмоциям.

— Значит, он уехал в клинику Мэйо, — сказал Билли.

— Да, — ответила она и наконец взглянула на него. Лицо ее выглядело пьяным и перепуганным. — Что с ним будет, Билли? Во что он может превратиться?

Билли покачал головой: ни малейшего представления. Более того, он имел не больше желания разбираться в этом вопросе, чем в запечатленной на снимке знаменитой сцене, где южновьетнамский генерал стреляет в ухо вьетконговскому коллаборационисту. Каким-то зловещим образом ситуации показались ему схожими.

— Я тебе говорила, что он нанял частный самолет до Миннесоты? Не мог вынести, чтобы люди увидели его таким. Я тебе говорила об этом, Билли?

Билли снова покачал головой.

— Что же с ним дальше будет?

— Я не знаю, — ответил Халлек и подумал: — «Кстати, а что со мной будет, Леда?»

— В конце, когда он сдался и решил лететь, обе его руки превратились в подобие когтей. А глаза… глаза — две блестящие точки в таких чешуйчатых провалах-глазницах. Нос у него… — Она поднялась из кресла, направилась к нему, сильно ударившись об угол столика. «Сейчас она этого не заметила», — подумал Халлек, — «но завтра у нее будет синяк. Будет удивляться, где это так ушиблась».