11  

Строители (конструкторы): у этой группы доминирует серотонин, который является гормоном покоя. Как правило, это люди рациональные, признающие авторитеты, догматичные, их главное стремление — создание гнезда, семьи. Рассудок у них превалирует над эмоциями.

Исследователи (открыватели): люди с повышенной концентрацией допамина — оптимисты по рождению, пытливо интересующиеся миром и людьми (как в свое время представители Ренессанса), креативны, постоянно в поиске интеллектуального вызова, к тому же — очень чувственны.

Конечно, указывает Фишер, нет человека, который представляет один чистый тип. В каждом из нас есть черты и исследователя, и переговорщика, и строителя, и руководителя, но только один из типов является доминирующим.

Хелен Фишер очень интересно описывает это в своей недавно вышедшей в Германии книге,[9] убеждая читателей, что одной свободной воли недостаточно, чтобы полюбить на всю жизнь и быть счастливым. Необходимо еще и найти человека, который обладает сходной (био)химией или дополняет нашу. Руководительница не ждет от поэтичного переговорщика, что он укажет ей путь, но зато ей нравится вести его туда, куда стремится она сама…

DARIA Z UKRAINY

Дарья с Украины


Не знаю, есть ли лимит страдания, выпадающего на долю человека. Может, нам и в самом деле достается столько страданий, сколько мы можем вынести.

Моя фамилия Шмидтова. Не Шмидт, а Шмидтова. Потому что я не Шмидт. Я не могла бы называться «фрау Шмидт». Даже выйдя замуж за любимого мужчину, я не могла бы стать немкой. Поэтому я заплатила большие деньги, чтобы так было написано в моем паспорте. Это была неудачная инвестиция. Шмидт, мой бывший муж, в один прекрасный день пришел к выводу, что я для него «слишком толстая и слишком старая», а его сослуживцы приводят на вечеринки «куда более красивых молодых девиц». Он так и сказал. По пьяни, конечно. Я не хотела выглядеть толстой старой коровой на корпоративах «Дойче банка», поэтому подала на развод. Я, может, и толстая, но ведь не старая. А тогда мне было всего двадцать восемь. Дочь Шмидта от первого брака старше меня на два года. Да и не толстая я вовсе! Для Марселя я была худой. И для Дарьи тоже…

Произнося имя Дарьи, я обычно плачу. Я бы и сейчас заплакала, но ведь я в психушке, и мне уже три недели дают психотропные средства. Либо они на самом деле действуют, либо у меня закончились слезы.

Марсель…

Он появился в моей жизни в тот день, когда я развелась со Шмидтом. Выйдя из здания суда, я пошла в соседнее бистро. Развод — всегда поражение. Даже если это развод с таким ничтожеством. Я пила водку, вспоминала напрасно прожитые с мужем годы и, видимо, была похожа на женщину, которая нуждается в поддержке. Марсель подсел к моему столику, протянул бумажные носовые платки и, как он уверял, без памяти в меня влюбился. Настоящего Марселя я открыла для себя двумя годами позже. А прежде пережила депрессию, два запоя, четыре увольнения с работы по статье, зависимость от валиума, пять переездов, восемнадцать различных диет и два аборта, а еще переспала с четырнадцатью мужчинами и одной лесбиянкой, Дарьей из Москвы. Из отчаявшейся я превратилась в отчаянную.

Если исключить Дарью, то инженер Эдвард Мёрфи, сформулировавший свой известный закон подлости, был абсолютно прав: если есть вероятность того, что какая-нибудь неприятность может случиться, она обязательно произойдет.[10] Однако Мёрфи не мог предвидеть всего. Самое плохое произошло со мной в день моего тридцатилетия в Панкове. По собственной вине, пребывая в состоянии подогретого тремя выпитыми бутылками вина отчаяния и двадцатью четырьмя месяцами поисков своего места в жизни, я представила себе, что спустя какое-то время все же смогу полюбить Марселя. Тем более что начиная с той встречи в бистро он постоянно присутствовал в моей жизни. И что если так случится, это гораздо лучший выход из ситуации, чем одиночество и очередная катастрофа, к которой я неминуемо иду. Я позвонила ему, и тем же вечером он оказался в моем доме. Уже во время нашей первой ночи любви и после нее он стал расспрашивать меня о мужчинах, бывших в моей жизни. Это повторялось каждую ночь. Какое-то время я уверяла себя, что это из-за любви и всегда сопутствующей ей ревности, из-за мужского тщеславия, что это пройдет, когда мне удастся убедить Марселя, что я принадлежу только ему…

  11  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×