Любовь и другие диссонансы

— А что же экспресс-вечеринки? — поинтересовалась Анна.

— Пошли мы туда. Я оказалась за столиком с одним человеком. Договорились встретиться. Но он на свидание не пришел. Ожидая его в ресторане, познакомилась с Валерием. Он приехал заказать зал для корпоративной вечеринки. Увидел меня, грустную и одинокую. Так все и произошло… — Софья улыбнулась. — Странные пироги печет жизнь…

Анна улыбнулась в ответ и медленно вышла. Шла по своей большой и удобной квартире, ступала ровными шагами по дубовой паркетной доске. Ее окружали красивые вещи; вот эта ваза муранского стекла подарена мужем на какой-то глупый праздник вроде Восьмого марта. А вот это кресло доставлено из Англии, настоящий «чиппендейл», стоит немыслимых денег… На стене картина кисти неизвестного русского художника девятнадцатого века. Портрет простоволосой девушки в темном платье. Сергей утверждал, она очень похожа на Анну…

Она смотрела на все это, и ощущение ирреальности происходящего не покидало ее.

— Дорогая…

Она вздрогнула от непривычного обращения мужа.

— Дорогая, кажется, ты не знакома с Ириной.

Рядом с Сергеем стояла невысокая женщина лет сорока в строгом брючном костюме.

— Я тебе говорил, Ирина — коммерческий директор авиакомпании… — Сергей назвал крупную негосударственную авиакомпанию, и Анна удивленно подняла брови. Ирина не была похожа на бизнес-леди.

— Ирине необходимо срочно проверить рабочую почту, — продолжал Сергей оживленно, — проводи ее к компьютеру…

Ирина улыбнулась и добавила:

— Если вам не трудно.

— Какие трудности! — ответил за Анну муж. — Располагайтесь как дома…

Анна провела Ирину в кабинет и указала на ноутбук. Ирина осторожно опустилась в кресло. Анна прислонилась к стене, рассматривая новую знакомую. Глаза у нее были ярко-голубыми, словно из эмали.

— У вас что-то случилось? — деликатно спросила Ирина. И Анна неожиданно для себя расплакалась.

Она сама не знала, кого оплакивает — сгоревших ли в самолете гордых поляков, себя ли, Сергея… Ирина встала, обняла Анну за плечи и прижала ее тщательно причесанную голову к своей груди. Всхлипывая и ужасаясь себе, Анна вдруг начала рассказывать. Она сбивчиво говорила о том, что нет ребенка, нет любви, нет радости, но главное — нет ребенка, и не будет, не будет…

— Никогда, — плакала Анна, — никогда!

В дверь заглядывал Сергей, хмурил брови, но Ирина знаками просила его выйти. Она, не размыкая объятий, подвела Анну к небольшому кожаному диванчику, усадила, села рядом. Анне приятна была ее забота, но слезы текли, не останавливаясь.

— Послушайте меня, — спокойно сказала Ирина, — просто послушайте. Я никому это не рассказываю, но вам, мне кажется, будет полезно узнать… Всегда есть другие возможности, помимо тех, что мы сами для себя выбрали… Я начинала работать стюардессой двадцать лет назад. Целая жизнь. В первый же рейс меня поставили с Верой. Вера…

Ирина помолчала. Анна пальцами вытерла мокрые щеки.

— Через пару лет я бы сказала, что она похожа на Марину Хлебникову, но тогда я ещё не знала, кто такая Марина Хлебникова. Вера любила добавлять, представляясь: «неверующая», с неким эпатажем. Она принадлежала к той редкой категории женщин, которые бесшумно появляются, садятся, скрестив ноги, кладут руки на колени и молчат, просто молчат, разве что изящно покашливают, но их почему-то все обожают, целуют им руки, называют богинями. Вера не скрывала свой возраст — ей было сорок пять, — упирая на то, что она пенсионерка: бортпроводницы рано выходят на пенсию. Длинные распущенные волосы, и ни одного седого; темно-голубые глаза с жирной подводкой, в духе времени — это были девяностые, густая челка до тонких бровей…

— Простите, — Анна кашлянула, — может быть, вина? Или чаю? Я бы принесла…

— Нет, благодарю, — улыбнулась Ирина, — давайте потом. Я хочу досказать.

— Да-да, конечно! — закивала Анна.

— Мне везет на людей, которые любят опекать, особенно женщин. Вера Неверующая была из элиты, и она сразу взяла надо мной шефство. Пользы ей от меня не было никакой, ну разве что я была смешлива и умела хранить секреты — безоговорочно, все.

Она ставила меня на лучшие рейсы, заступалась перед начальством, ограждала от глупых сплетен, доставала мне австрийские туфли на каблуке и следила, чтобы я не злоупотребляла спиртным.

У нее не было семьи в традиционном понимании, но был любимый человек; разумеется, пилот, разумеется, командир корабля, красивый седеющий мужчина с широкими плечами, большими руками и обручальным кольцом на безымянном пальце.