Отзвуки эха

На прощание Руперт поцеловал ее в щеку.

После его ухода Амадея помолилась за детей и за него.

Глава 26

Поездка из лондонской больницы в Восточный Суссекс, где находилось поместье Монтгомери, прошла неважно. У Амадеи сохранялась некоторая чувствительность ног, вернее, она ощущала в них легкое покалывание. Но и такой малости оказалось достаточно, чтобы у Амадеи начинались боли, если она долго оставалась в одном положении. Двигать же ногами она по-прежнему не могла. Измученную дорогой девушку водитель вынес из машины и осторожно усадил в инвалидное кресло. Руперт уже ждал ее. Он приехал накануне, чтобы успеть поговорить об Амадее с детьми. Предупредить, чтобы они не слишком ее донимали и старались вести себя как следует. Рассказал о ее храбрости, об опасности, которой она подвергалась, о концлагере, в котором пробыла пять месяцев.

— Она видела мою мамочку? — оживилась веснушчатая малышка без передних зубов.

— Вряд ли, — мягко ответил Руперт и тут же приказал близнецам прекратить кидаться хлебными шариками.

— Поймите, она очень больна, и вы должны ее оберегать, — наставлял он, сурово хмурясь и стараясь выглядеть грозным отцом семейства. Впрочем, члены семейства не обратили на его старания особого внимания. Когда Руперт приезжал в поместье, они веревки из него вили. А Ребекка, маленькая лисичка, требовала, чтобы он сажал ее на колени и читал сказки. Она не говорила по-немецки, только по-английски, поскольку была шестимесячным младенцем, когда приехала сюда. Теперь ей было шесть. Но те, что постарше, еще помнили немецкий. Руперт посоветовал Амадее время от времени говорить с ними на родном языке, иначе их родители, если вдруг кто-то из них жив, не смогут даже объясниться с родными детьми. Руперт считал это недопустимым. Несколько раз он пытался сам говорить с ними исключительно на немецком, но неизменно отвлекался и переходил на английский, хотя знал язык не хуже Амадеи. Вот у его матери хватало терпения учить сына!

— Она чудесная девушка и очень красива. Вы обязательно ее полюбите, — почти с гордостью объявил он.

— Ты собираешься жениться на ней, папа Руперт? — осведомилась двенадцатилетняя Марта, светловолосая, высокая, нескладная девочка, походившая на молодого жеребенка.

— Сомневаюсь, что это возможно, — объяснил ей Руперт. — До войны она была монахиней. И после войны хочет вернуться в монастырь.

Он не добавил, что едва сумел уговорить Амадею помочь ему с детьми. А она действительно была ему нужна. И Руперт, не признаваясь себе в этом, втайне мечтал о том, как будет приезжать домой к ней и детям.

— Она была монахиней? — Десятилетний Фридрих встревоженно уставился на него. — Значит, будет носить такое широкое платье и смешную шляпу?

— Ну что ты! Такую одежду носят только те, кто живет в монастыре. Вот она вернется туда и снова ее наденет.

При мысли об этом Руперту стало не по себе, но он дал себе слово уважать решение Амадеи. И хотел того же от детей.

— Расскажи еще раз, как она сломала спину, — серьезно попросила Ребекка. — Я забыла.

— Она взорвала поезд, — пояснил Руперт с таким видом, будто это обычное дело и взорвать поезд не сложнее, чем сходить в магазин или выгулять собаку.

— Должно быть, она очень храбрая, — тихо заметил Герман, самый старший. Ему недавно исполнилось шестнадцать. Почти взрослый мужчина.

— Очень. Последние два года она была в Сопротивлении.

Дети дружно кивнули. Они знали, что это означает.

— А она привезет с собой автомат? — деловито спросил восьмилетний Эрнст, самый серьезный из детей. Он увлекался оружием, и Руперт, которого дети предпочитали именовать «папа Руперт», иногда брал его с собой на охоту.

— Надеюсь, что нет, — засмеялся он, представив Амадею с автоматом.

Когда к дому подъехала машина, Руперт вышел навстречу. Сидевшая в кресле Амадея взволнованно оглядывалась. Старинный дом и окружающий его пейзаж выглядели почти так же, как фамильный замок ее отца в Дордони. Вид был чуть менее строгим, чем предполагала Амадея, но достаточно впечатляющим.

Поприветствовав ее поцелуем в щеку и тепло обняв, Руперт вкатил кресло в гостиную. Дети ради такого случая нарядились в лучшую одежду, а миссис Хаскомс собрала чай на длинном столе в библиотеке. Давно Амадея не видела подобной роскоши. Все дети показались ей очень красивыми, но немного встревоженными. Похоже, некоторых испугало ее кресло.