Мое прекрасное несчастье

Я включила воду и подставила руку под струю, подбирая нужную температуру. Стерев с лица следы макияжа, я услышала стон, доносящийся с пола. Трэвис зашевелился, потер глаза, потянулся, потом посмотрел на место рядом с собой и в панике подскочил.

— Я здесь, — сказала я. — Почему бы тебе не лечь в кровать? Поспи немного.

— Ты в порядке? — спросил он, протирая глаза.

— Да, со мной все нормально. Если такое сейчас возможно. Будет лучше, когда приму душ.

— Ты вчера побила все рекорды, — сказал Трэвис, поднимаясь. — Не знаю, откуда такие способности, но не советую повторять.

— Трэв, там, где я росла, это было в порядке вещей.

Он приподнял мою голову за подбородок и вытер остатки туши под глазами.

— Для меня как раз напротив.

— Отлично. Я больше так не буду. Счастлив?

— Да. Кстати, я тебе кое-что скажу, если обещаешь не психовать.

— Боже, что я натворила?

— Ничего, но стоит позвонить Америке.

— Где она?

— В «Моргане». Она вчера повздорила с Шепом.

Я наспех помылась и натянула на себя одежду, оставленную Трэвисом на раковине. Когда я вышла из ванной, они с Шепли сидели в гостиной.

— Что ты сделал? — потребовала я объяснений.

Шепли уныло посмотрел на меня.

— Она всерьез разозлилась.

— Что случилось?!

— Я взбесился, что она подначивала тебя столько пить. Думал, все закончится в больнице. Слово за словом, а потом я помню, что мы накричали друг на друга. Эбби, мы напились. Я сказал лишнего, — покачал он головой и уткнулся взглядом в пол.

— Например? — сердито спросила я.

— Обзывал ее по-разному, чем совсем не горжусь, а потом сказал, чтобы она уходила.

— Ты выгнал ее пьяной? Совсем спятил? — Я схватила сумочку.

— Полегче, Гулька. Ему и так непросто, — проговорил Трэвис.

Я выудила из сумочки мобильник и набрала номер Америки.

— Алло? — гробовым голосом ответила она.

— Только что обо всем узнала. — Я вздохнула. — Ты в порядке? — Я уединилась в коридоре, бросив сердитый взгляд в сторону Шепли.

— Нормально. Он козел. — Подруга была немногословной, в ее голосе слышалась обида.

Америка достигла мастерства в сокрытии своих эмоций, но от меня их не утаить.

— Извини, что не поехала с тобой.

— Эбби, тебе было не до этого, — отмахнулась она.

— Почему бы тебе за мной не заехать? Обо всем поговорим.

В трубке раздалось ее дыхание.

— Не знаю. Я не хочу сейчас с ним встречаться. — После долгой паузы я услышала бряцанье ключей. — Хорошо. Буду через минуту.

Я прошла в гостиную, перебрасывая сумочку через плечо. Парни пронаблюдали, как я открыла дверь и стала ждать Америку. Шепли подался вперед.

— Она приедет сюда?

— Шеп, Мерик не хочет тебя видеть. Я сказала ей, что ты останешься внутри.

Он вздохнул и повалился на подушки.

— Она меня ненавидит.

— Я поговорю с ней, а вам лучше придумать какое-нибудь потрясающее извинение.

Через десять минут на улице дважды просигналила машина. Я захлопнула за собой дверь. Как только я добралась до нижней ступеньки, мимо меня промчался Шепли, склонился над красной «хондой» Америки и заглянул в окно. Я остановилась, видя, что Америка игнорирует его, глядя прямо перед собой. Потом подруга опустила окно, и Шепли начал что-то объяснять. Завязалась перебранка. Я решила уйти, оставить их наедине.

— Голубка!.. — сказал Трэвис, спускаясь по ступенькам.

— Совсем плохо дело.

— Позволь им самим разобраться. Идем внутрь, — сказал он, за руку ведя меня по ступенькам.

— Неужели все было так ужасно? — спросила я.

Трэвис кивнул.

— Ужаснее не придумаешь. Они только выходят из стадии медового месяца, так что справятся с этим.

— Для парня, который ни с кем не встречался, ты чересчур много знаешь про отношения.

— У меня четыре брата и куча друзей, — с улыбкой ответил он.

Внутрь ввалился Шепли и с силой хлопнул за собой дверью.

— Черт побери, она просто невыносима!

Я поцеловала Трэвиса в щеку.

— Теперь моя очередь.

— Удачи, — сказал Трэвис.

Я скользнула в машину и села рядом с Америкой.

— Черт побери, он просто невыносим! — Она фыркнула.

Я хихикнула, и подруга одарила меня гневным взглядом.

— Извини, — сказала я, сдерживая улыбку.

Мы решили прокатиться, и всю дорогу Америка ругалась, плакала и снова ругалась. Временами она принималась разглагольствовать, адресуя свои тирады Шепли. Я молча слушала подругу, позволяя во всем разобраться с помощью метода, известного только ей.