Команда скелетов (сборник рассказов)

Но я не мог остановиться. Я пошел к этой дверце, потому что не мог иначе. Внутренний телеграф все еще отстукивал то, в чем я распознаю злорадство, жуткое безумное злорадство, торжество. Моя рука, дрожа, потянулась к дверце. Она была залита зеленым огнем. Я открыл дверцу и увидел, что было за ней. Это была та девушка, моя девушка. Мертвая. Ее глаза пустым взглядом озирали этот октябрьский склеп, смотрели в мои глаза. От нее пахло украденными поцелуями. Она была нагой и располосована от горла до паха; все ее тело было превращено в матку-инкубатор. И что-то жило там. Крысы. Я не мог их видеть, но мог слышать их, слышать, как они шуршат внутри нее. Я знал, что вот-вот ее высохшие губы раскроются и спросят, люблю ли я. И я попятился, все мое тело онемело, а мозг обволакивала черная туча.

Я повернулся к Ноне. Она смеялась, протягивая ко мне руки. И во внезапном взрыве озарения я понял, я понял, я понял. Последнее испытание. Последний экзамен. Я его сдал, и Я БЫЛ СВОБОДЕН!

Я повернулся назад к двери, и, разумеется, это было всего лишь пустое каменное помещение с сухими листьями на полу. Я пошел к Ноне, я пошел к моей жизни. Ее руки обвили мою шею, я притянул ее к себе. И вот тут-то она начала изменяться, словно пошла рябью, оплывая, как воск. Огромные темные глаза стали маленькими бусинами, волосы грубыми, побурели. Нос укоротился, ноздри расширились. Тело стало бугристым и навалилось на мое. Меня обнимала крыса.

– Ты любишь? – пропищала она. – Ты любишь, ты любишь?

Ее беззубый рот растягивался, приближаясь к моему.

Я не закричал. Криков не осталось. Не думаю, что я когда-нибудь смогу закричать.

***

Здесь так жарко.

Я против жары ничего не имею, нет, правда. Люблю пропотеть, если потом можно принять душ. Я всегда считал пот чем-то хорошим, по-настоящему мужским, но иногда жара что-то прячет, насекомых, которые жалят,…или пауков. А вы знаете, что паучихи кусают и съедают своих самцов? Да-да, и сразу после совокупления.

И еще я слышу возню в стене. Это мне не нравится.

***

У меня руку свело от писания, а мягкий кончик пера совсем размяк. Но я кончил. И все теперь выглядит по-иному. Совершенно не так, как прежде.

Вы отдаете себе отчет, что на некоторое время они почти меня убедили, что все эти гнусности творил я сам? Эти водители из столовой, тип с техпомощи, который спасся. Они показали, что я был один. Я был один, когда меня нашли совсем заледеневшего на этом кладбище возле плит над моим отцом, моей матерью, моим братом Дрейком. Но это означает только, что она скрылась, вы ведь поняли. Любой дурак поймет. Но я рад, что она спаслась. Нет, правда. Но вы должны понять, что все то время она была со мной – на всем пути от начала и до конца.

А теперь я себя убью. Так будет гораздо лучше. Я устал от этого чувства вины, мук и тяжелых снов, а кроме того. мне не нравятся шорохи в стене. Там может прятаться кто угодно, Или что угодно.

Я не сумасшедший. Я это знаю и надеюсь, вы тоже знаете. Если ты говоришь, что не сумасшедший, считается, что ты сумасшедший и есть, но я выше этих мелких игр. Она была со мной. Она была реальна. Истинная любовь не умирает Вот как я подписывал все мои письма к Бетси. Те, которые рвал.

Но Нона была единственной, кого я любил по– настоящему.

Здесь так жарко. И мне не нравятся звуки в стенах.

ТЫ ЛЮБИШЬ?

A, я люблю.

А истинная любовь не умирает.

ОУЭНУ

• И так, мы тащимся в школу.
• Зевотою сводит скулы.
• Ты спросишь – какие уроки?
• Мы – два урода-отрока,
• Руки как крюки.
• Вот она. Улица Фруктов, -
• Ты смотришь мимо,
• Губы упрямо сжаты...
• Деревья стоят желтые,
• Листву разносит на мили.
• Листва гниет под стеной.
• Рюкзак – у тебя за спиной.
• У солнца – фруктовая кожица.
• Прохожие хмурятся.
• И тень твоих ног – ножницы -
• Не режет улицу.
• Ты говоришь: школьники – фрукты.
• Круто!
• Взрываемся смехом.
• Все наезжают на ягоды -
• Уж больно мелкие.
• Бананы по коридорам стоят патрулями.
• Вот к школе мы подрулили.
• (Опавшей листвы запах.)
• И у тебя в глазах
• Я увидел внезапно
• Персики – у доски,
• Яблоки – на тусовках...
• Школьники брызжут соком
• В припадках тоски.
• У груш – торчащие уши.
• Арбузы – такие копуши,
• Сплошь толстяки да мямли,
• Для всех обузы.
• Ты – говоришь – ты арбуз,
• Я говорю – да мало ли...
• Слова приносят беду.
• Я тоже порассказал бы,
• Да вот – не буду.
• А мог бы ведь и про то,
• Как парни-арбузы пугаются:
• Трудно застегивать пуговицы
• На собственных же пальто;
• Сливы приходят на помощь...
• Я бы сказал – а помнишь,
• Как здесь, вот на этой улице,
• Украл я твое лицо?
• Ношу на своей роже,
• Оно изрядно поношено -
• В ухмылке растянуто.
• Знаешь – мы скоро расстанемся,
• Такой вот мрак.
• На улице пусто.
• Знаешь, а умирать -
• Не простое искусство.
• Но я-то учусь быстро,
• Конец – близко.
• А ты на белом листе
• Напишешь свое имя.
• Минуты летят – черт с ними.
• Несутся туда,
• Где – между Теперь и Тогда -
• Смываемся мы с уроков,
• Плетемся по Улице Фруктов -
• Джинсы в заплатах,
• Где ветер нас оплетает
• Сетью осеннего злата,
• Что, в общем, ужасно банально-
• Сказал, и сам же не верю.
• И чуть подальше
• Сурово ведут бананы
• Последний арбуз опоздавший
• В высокие школьные двери...

ОСТАВШИЙСЯ В ЖИВЫХ

Рано или поздно в процессе обучения у каждого студента-медика возникает вопрос. Какой силы травматический шок может вынести пациент? Разные преподаватели отвечают на этот вопрос по-разному, но, как правило, ответ всегда сводится к новому вопросу: Насколько сильно пациент стремится выжить?