Ложе из роз

Хоуп без ума от своей внешности и интеллекта?

Ник так не считал. Несмотря на желанную потерю веса, эта трепетная лань все еще оставалась тихой, замкнутой и обеспокоенной. Но и полной надежды. Возможно, Хоуп Тесье была бы счастлива, если бы ее мать, Френсис Тесье, оценила ее успехи. Как бы там ни было, Ник был рад за нее.

– Ник! – Сабрина капризно надула губки. – Ты и вправду пригласил меня сюда, чтобы поговорить о Хоуп?

Ник не ответил, потому что в этот момент в дверь тихо постучали. Кокетливые губки Сабрины теперь, скорее, выражали раздражение, поскольку Ник отвернулся от нее, собираясь впустить гостя.

До сих пор Хоуп никогда не бывала в комнате Ника, и когда Ник открыл дверь и она увидела их обоих, то покраснела от смущения.

– Простите, – прошептала она.

– Все в порядке, Хоуп. Мы как раз говорили о тебе. И вообще, пойдем-ка прогуляемся, – предложил он, решительно прикрывая снаружи дверь комнаты и оставляя таким образом Сабрину злиться в одиночестве.

Ушли они недалеко, только до расположившихся в ряд пустых денников.

– В чем дело, Хоуп? – Ник выжидательно смотрел на нее.

– Я пришла попрощаться.

Хотя Ник и знал, что это должно было когда-нибудь случиться, он не ожидал, что его пронзит такая мучительная боль.

– Ты уезжаешь сегодня?

– Да, сейчас. Машина уже ждет.

Он с трудом перевел дух.

– Скажи мне, что случилось.

– Позвонила мама. Она оставляет Виктора. Он так и не захотел обратить на нее внимания, хотя все лето был с ней. Почему он так поступил?

– Не знаю. Возможно, он заключил какой-нибудь контракт, который не мог нарушить.

– Он должен был аннулировать контракт любой ценой… А теперь все, поздно.

– Куда ты едешь?

– В Лондон.

Хоуп разжала кулачок, и Ник увидел записку, написанную ею для него. Это был адрес Хоуп в Найтбридже, где она намеревалась находиться до конца лета, а также адрес ее пансиона в Валь-д’Изере.

– Мне пора. Самолет улетает из Грейт-Фоллз в четыре.

– Прощай, Хоуп, будь счастлива. И не забудь, что ты должна нормально есть.

Слабая улыбка осветила похудевшее личико, и Ник понял, что когда-нибудь Хоуп станет ослепительно прекрасной женщиной. Сейчас же она больше походила на бледную тень когда-то веселой девочки-подростка.

– Ник!

– Да?

– Не кури! Обещай, что не будешь.

Ник улыбнулся, но затем его лицо стало серьезным, и он сказал очень нежно и тихо:

– Береги себя, Хоуп Тесье.

Ее лицо тоже приняло серьезное, даже торжественное выражение, и внезапно Нику показалось, что каким-то таинственным образом она узнала всю неприглядную правду о нем.

– Ты тоже береги себя, Николас Вулф.

Хоуп повернулась и побежала. Она бежала до тех пор, пока не исчезла из его жизни.

Глава 13

Черная Гора Четверг, восьмое ноября

Кассандра вернулась в долину Напа на машине. Чейз выбрал этот способ доставить ее из Лос-Анджелеса, чтобы не привлекать нежелательного внимания; к тому же так советовали ее доктора.

На Кассандре, в отличие от того давнего памятного дня, когда она специально оделась во все черное, был светло-лиловый наряд, яркий и пушистый, как раз такой, какой она любила носить прежде. О нем позаботилась Хоуп, которая в придачу накупила ей множество ярких купальных халатов.

Волосы Кассандры уже успели чуть подрасти и теперь прикрывали ее голову, как туго натянутая шапочка.

В этот серый ноябрьский день алмазы уже не сверкали среди виноградных лоз, давным-давно расставшихся со своей сладкой ношей, и даже листья, прежде радовавшие глаз всеми красками осени, уже облетели. Только обнаженные лозы, словно унылые скелеты, напоминали о некогда зеленом царстве виноградников.

Надвигалась зима, время утрат и потерь.

Я не должна быть здесь. Я не могу!

Отчаянные мысли время от времени проникали сквозь туман, окутывавший все еще нечетко работающий мозг Кассандры. Врачи уверяли ее, что столь длительная заторможенность неизбежна, даже необходима, – это нечто постоянно волнующееся, этот кокон, окутывавший ее, едва проницаемое покрывало, избавит ее от всех горестей, тягот и неприятных мыслей, пока она не оправится настолько, чтобы быть в силах и состоянии взглянуть в лицо печальной правде.

Кассандра смутно сознавала, что в ее доме в Брентвуде было совершено какое-то преступление, но сознание это не вызывало в ней тревоги; она чувствовала себя как бы незаинтересованной в том, что произошло.