Ложе из роз

Кассандра, маленькая, хрупкая, сидела среди пышных цветастых подушек. Но ни яркие их цвета, ни струящаяся волнами ткань не могли утешить ее, облегчить страдания никем не любимой маленькой ведьмы.

– Твоей вины в этом нет, – тихо, словно боясь причинить ей еще большую боль, сказал Чейз.

Кассандра нахмурилась, глядя на свое обручальное кольцо, и слышала только слабое эхо его слов и слов докторов, пытавшихся спасти ее крошечную девочку.

Не ваша вина. Не твоя вина.

– Ты не можешь этого знать, – прошептала она, обращаясь к изящным розовым бутонам, украшавшим кольцо. – Я пыталась сохранить ей жизнь, но…

Чейз осторожно приблизился к ней, к женщине, которую любил и которая была так беззащитна, лежа на плюшевых подушках с изображением ярких слив. Он протянул руку и дотронулся до нее.

– Вернись ко мне, Кассандра, – прошептал он, ласково проводя рукой по ее тонкой, гладкой коже. – Вернись ко мне.

– Чейз, – вздохнула она, и в этом вздохе затеплился проблеск надежды.

Чейзу показалось, что все в комнате осветилось, наполнилось восхитительным переливающимся туманом цвета шампанского, и этот танцующий золотой туман обещал появление радуг.

– Чейз.

– Я люблю тебя, Кассандра.

Она увидела его глаза, серые, затуманенные глаза, полные любви, – и по щекам ее потекли слезы, точно так же, как они текли в первый раз, там, среди кустов «шардоннэ». И она потянулась к этой руке, такой теплой, такой сильной. Она прикоснулась к нему.

Ее руки, на одной из которых красовалось украшенное розами кольцо, трепетно коснулись его губ, подбородка, щеки… его удивленных, по-новому засветившихся глаз, любящих, нежных…

– Скажи, Кэсси…

И она произнесла эти слова, – женщина, яростно защищавшая того, кто в ней нуждался, сделала это, как прежде сделал он.

– Я люблю тебя, Чейз, – прошептала она. – Я очень тебя люблю.

Они занимались любовью под радугами, которые висели над Черной Горой, и их объятия осеняли радуги, созданные ими самими. Радуги светились в ее глазах, больше не затуманенных тоской, обещая, что она будет отважно любить его и доверять его любви всегда.

Глава 23

Сан-Франциско, побережье Тихого океана Пятница, двадцать первое декабря

– Я так и знала, что ты дома и работаешь!

«Разумеется», – подумала Хоуп и нахмурилась.

– Сибил?

Голос в трубке действительно был очень похож на голос Сибил, но что-то в нем смущало Хоуп. Хотя если не принимать во внимание странные обертоны – ну просто вылитая Сибил, и все тут!

– Кто это?

– Некто пекущийся о том, чтобы правда восторжествовала и правосудие свершилось. Ведь и ты хочешь этого, Хоуп? Или я не права?

– Да нет, вы совершенно правы.

– Вот видишь. Он и мне причинил такой же вред. Он и меня изнасиловал.

– Кто вас изнасиловал?

– Робби. Кто же еще? Знаменитый Роберт Форест. Он изнасиловал меня так же, как Кассандру. Разница только в том, что он избил ее и оставил умирать, а я отделалась легким испугом.

Нет, все-таки этот голос был похож на голос Сибил. И эта манера растягивать слова…

– Простите, с кем я разговариваю?

– Мне известно все, в том числе и то, что спрятано в твоих записях, и твой номер телефона, не внесенный в городской справочник. Знаешь откуда? Из листка бумаги, запертого в ящике письменного стола Роберта. Ты стоишь в его списке, Хоуп, как и Кассандра, и еще какая-то женщина по имени Элинор, и доктор Аманда Прентис, и соседка Кассандры, автор мыльных опер.

Хоуп попыталась сосредоточиться, чтобы по возможности не выдать своих чувств.

– Вы сказали, что знаете все.

– Знаю. И даже то, что Николь солгала. Он заставил ее солгать.

– О чем?

– О ее дружбе с Кэсс, о том, что та будто бы посвящала ее в свои секреты, и о своем собственном местонахождении в три часа пополудни в праздник Хэллоуин.

– Так она не была в своем номере в «Бель-Эйр»?

– Конечно, нет. Она была в его доме в Малибу. Но из Малибу в Брентвуд можно звонить только по междугородной. Кассандра не звонила в тот день Николь, да и как она могла это сделать, если была при смерти?

– Возможно, вы и есть… Николь?

Этот шелестящий голос вполне мог принадлежать актрисе, разочаровавшейся в любовнике, ради которого она лгала в суде. Ей не стоило большого труда обратиться к Хоуп так, будто они были целый век знакомы. Собственно, они и в самом деле виделись в имении в то лето, когда Николь Хэвиленд восхищалась цветом волос Хоуп и допытывалась, как ей удается их так замечательно красить.