Голливудские мужья

– Чем сегодня собираешься заниматься? – спросил он.

Мелани-Шанна отказывалась смотреть в его сторону. Она сидела, уставившись в окно на широченную лужайку, ведущую к почкообразному плавательному бассейну.

– Не знаю, – сказала она.

– Ну, что ж. – Он поднялся. – У меня теннис, так что увидимся потом.

Она расслабилась, лишь когда он вышел из комнаты. Быть с ним элементарно вежливой – ей было трудно даже это. Из-за него она вчера выставилась дурой перед всем светом, и ее бросало в дрожь всякий раз, как она вспоминала о своем поведении.

Мэннон Кейбл. Кинозвезда крупнейшей величины. Первейшей величины любовник. И что? Да, вчера он предался любви с ней, но думал при этом об Уитни – это она знала точно. И ненавидела его за это. Да, да, ненавидела!

Телефон в доме Соломенов начал трезвонить в половине девятого. Первую волну отразила няня Роузлайт, вторую – личная секретарша Поппи, появившаяся в половине десятого.

Сама Поппи явила себя миру только к полудню. Она поцеловала дочурку, игравшую с куклой – одной из дюжины подаренных ей на прошлое Рождество сотрудниками Хауэрда, – и проследовала в свой светлый кабинет, где ее секретарша смотрела по портативному «Сони» передачу «А глобус вертится».

– Я тебя мало работой загружаю? – ядовито осведомилась Поппи.

– Извините, миссис Соломен, – встрепенулась женщина, с виноватым видом выключила телевизор и поставила его перед Поппи на огромный двухтумбовый резной стол.

Поппи нравилось, когда ее называли «миссис Соломен», в английской манере. Панибратство американского трудового люда, когда все друг с другом запросто, все зовут друг друга по имени – Поппи это не устраивало.

Медовый месяц она с Хауэрдом провела в Лондоне, в отеле «Савой», и была сражена наповал – вот это достоинство, вот это респектабельность! И в Голливуде она проходила только как миссис Соломен, чем безгранично наслаждалась.

– Звонки? – раздраженно спросила она, будучи отнюдь не в ангельском настроении.

– В половине девятого звонила миссис Уайт. В девять – миссис Гусбергер. Арми Арчерд – в десять, просил перезвонить.

Поппи слушала, стараясь решить, кому позвонить сначала. Было еще семь звонков, включая журналистку Лиз Смит из Нью-Йорка. С кого же начать? Лиз или Арми? Нет, пожалуй, сначала послушаем Кармел. Не дай Бог она прогудит: «Катастрофа года!»

– Поппи! Дорогая! – воскликнула Кармел Гусбергер. – Одна из лучших вечеринок в моей жизни! Я в восторге! Ты слышала жену Мэннона? Господи, я думала она вообще глухонемая, а тут она такое выдала, что даже Орвилл поразился! А на Силвер и Захарию Клингера обратила внимание? Не знаю, я ли одна заметила, но…

На телефонный треп ушел час. После болтливой Кармел Губергер Поппи перенеслась в холмы Беверлди, Бель-Эйр и прочие места, где нечего и думать купить дом меньше чем за миллион долларов, – и отовсюду одна звонкая мелодия: вечеринка прошла на ура! Сногсшибательно! Умопомрачительно!

Она позвонила Хауэрду – порадовать, но у него было совещание. Жалко. Вчера вечером она выкатила на него бочку – мол, во всем виноват он. Бедный Хауэрд. Да, она иногда с ним грубовата – но легкий пережим с ее стороны ему только на пользу, заставляет быть начеку. А когда поблизости этот змей Захария Клингер, быть начеку просто необходимо.

А не купит ли ей Хауэрд под это дело ожерелье из не-ограненных рубинов в золоте, на которое она положила глаз в «Талларико» – новый ювелирный магазин, что-то божественное!

Через десять минут она решила – купит. Раз вечеринка имеет мощный резонанс, значит, Хауэрд в выигрыше, а раз так – она заслужила награду.

Без дальнейших раздумий она надела простой костюмчик от Карла Лагерфельда, водрузила на нос очки от солнца «Кристиан Диор».

При входе она насчитала двенадцать корзин с цветами – прежде чем достойно украсить дом, они ждали ее внимания. Она выдернула белый конвертик из самой экстравагантной корзины, надорвала его и быстро прочитала.

ВАША ВЕЧЕРИНКА – ПРОСТО ЧУДО

ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ НА УЖИН В СУББОТУ, ХОРОШО?

СИЛВЕР И УЭС

Поппи просияла. Конечно, Силвер, большое спасибо. Мы с Хауэрдом обязательно приедем.

Довольно улыбаясь, она поспешила к машине.

58

После совещания с Захарией Хауэрд влетел в свой кабинет, как маленький торнадо. Бросил секретарше:

– Меня нет. Ни для кого, хоть для самого президента, ясно? – и заперся в собственном туалете.