Ночной молочник

Егор тут же свой подарок жене вручил. У нее слезы на глазах.

Выпили сначала кагора за счастье, потом крепкой водки по стопочке за крепость семьи. Тут и аппетит разыгрался. Два раза баба Шура командовала «Горько!», чтобы повод для застолья лучше ощущать.

– Завтра вам часто кричать будут! – говорила она, и в ее глазах хмельной веселый огонек горел. – Сорок семь человек придет! Ну, может, и не все… А с самого утра к маме твоей поедем с шампанским! Там утро начнем! Потом здесь пообедаем! А к вечеру – в «наливайку»!

Егор был согласен. Ему даже понравилось, что главный день и так без него расписан и что про его маму не забыли.

Водки Александра Васильевна выпила больше молодых. Ирина – та вообще только пригубливала. Иногда поднималась и заглядывала в мамину комнатку. Наконец, вернувшись за стол, сообщила, что малышки проснулись. Пошла, покормила их. А потом налила в бокал кагора, взяла чайную ложечку и пошла их сладким вином присыплять.

Тут и мама Ирины собираться стала.

– Я сегодня у подруги на соседней улицы заночую. Мы с ней еще посидим за рюмочкой. А вы тут располагайтесь, – она кивнула на красиво застеленную полуторную кровать Ирины. – Вам никто мешать не будет! Детки до утра проспят!

Отнесла она посуду на кухню, загрузила всю мойку. Только бокалы, бутылки да стопки на столе оставила. Набросила пальто, влезла ногами в валенки, еще раз зашла в комнату, чтобы Егора поцеловать.

– Ну, сынок! Не забижай дочку! – попросила.

Дверь глухо за ней закрылась. Бросил Егор взгляд в темное окно. Теперь они сидели за столом вдвоем – он лицом к окну, а Ирина – лицом к мужу.

– Может, ложиться будем? – осторожно спросила она.

Егор кивнул.

Утром Егор проснулся от жары. В доме было тихо. Ирины рядом нет. Прислушался. Ее ласковый шепот едва доносился из маминой комнаты – она кормила малышек.

Электронный будильничек на тумбочке показывал половину седьмого. Егор ощутил в теле вялую тяжесть. Вспомнил ночь. Вспомнил, что когда засыпал, устав обцеловывать спину и полные молока тугие груди уже спящей Ирины, этот же будильничек косоватыми зелеными черточками начало пятого показывал. Значит, он почти не спал!

Не спал, но захотелось ему подняться. На порог выйти, новой, свежей жизни вдохнуть.

Сперва в ванной лицо умыл. Умывая, почувствовал, что от собственных рук Ириной пахнет. Терпкий, молочный, облепиховый запах. Облепиховый – это от ее крема для лица, а вот терпкий и молочный – это ее собственный аромат.

Вышел на порог и тут же краем глаза бабу Шуру увидел – она под окошком своей комнатки на маленькой скамеечке сидела. Сидела неподвижно, как будто уже давно.

– Александра Васильевна! Вы что, ночевали здесь? – шутливо крикнул он, думая, что теща вернулась от подруги, но стеснялась, пока они не встали, в дом входить.

– Ночевала, – кивнула она. – Ну и что! Ваше счастье стерегла. Счастье в первую ночь ой как стеречь надо, чтобы его не потревожили. Всякое бывает, а собаки у нас во дворе нет.

– Да заходите же быстрей в дом! – разнервничался Егор.

– А ты оденься сперва! – попросила баба Шура, показывая взглядом на трусы Егора.

Только в этот момент ощутил он освежающий холод бетонного порога и приятное влажное касание утреннего воздуха на плечах и груди.

Зашел снова в ванну. Облился холодной водой.

– Егорушка! Я завтрак сделала! – услышал голос Ирины.

Услышал перед зеркалом в ванной. Улыбнулся. Расчесал свой мокрый короткий ежик волос. За дверью, в коридоре, Александра Васильевна, кряхтя, валенки с ног стаскивала.

День обещал быть радостным и важным.

112

Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10

Три дня спустя Семен получил в руки маленький живой сверток. Это была самая радостная и самая аморальная сделка в его жизни. Настоящая сделка. Он сел в «фольксваген туарег» врача-акушера Валентина. Врач перегнулся назад и взял с заднего сиденья завернутого в толстую и теплую фланелевую простынку малыша. Протянул его Семену и, когда тот уже взял малыша в руки, приподнял с маленького личика уголок фланелевого «конвертика».

– Здоровенькая, черты лица правильные, патологий нет, – сказал он.

– А мать? – спросил Семен.

– Восемнадцатилетняя дурочка, студентка. Написала заявление об отказе. Заявление я оставил себе, адрес ее знаю. Если что, найдем возможность решить проблему. Вот справка о рождении. Имя и фамилию впишите сами.