Добрый ангел смерти

– Ты чего впялился? – с улыбочкой спросила Даша. – Красивой бабы не видел?

Пей давай!

Чокнулись и выпили. Даша схватила чашку с водой, запила. Потом Протянула ее мне. Я тоже отглотнул.

– Есть хочешь? – спросила Даша. Я кивнул.

Она наклонилась, щелкнула дверцей тумбочки под столом и вытащила оттуда банку рыбных консервов.

– Эт наши, – не без гордости сказала она. – В масле. Она умело взрезала банку коротким самодельным ножом, каким обычно работают сапожники. Достала из тумбочки две вилки и передала одну мне.

Ели мы громко и с удовольствием. Опустошили банку за пару минут. Потом она спросила:

– Еще?

Я кивнул, и история повторилась. После второй банки на душе наступило умиротворение. Мы выпили еще грамм по пятьдесят.

– Паскудный денек сегодня был… – протянула она, опустив на стол чашку с водой. – Сначала конвейер не запускался, потом замыкание в автоклавном цеху, потом этот козел Мазай… инженер по охране труда… с утра пьяный и всех подряд щупает… Нет, чтоб по-человечески, вечерком, на палубе, а то прямо в цеху! И чего ты щупаешь, если он у тебя висит, как покойник? А? Чего щупать?

Тьфу!

Я слушал Дашу, и хоть водка немного расслабила меня, но ее слова заставили немного напрячься, словно я оказался перед львицей, готовой к прыжку. Однако минуты через три я понял, что мои опасения напрасны. Даша переключилась с Мазая на укладку каспийской сельди в бочки и теперь с азартом говорила о вкусе слабозасоленной рыбы.

– Я тебя туда ночью отведу, когда все пьяные. Возьмем из загашника и прямо у бочки – это, как в раю! никогда не забудешь! Ты еще выпьешь?

Я кивнул. Она доразлила водку по стаканам.

– Больше сегодня не будем, – сказала Даша, пряча пустую бутылку под стол.

– Экономика должна быть экономной. Терпеть не могу ходить, как тут, по каютам под утро и выпрашивать по сто грамм… Свое должно быть своим!

Мы выпили. Она опять запила из чашки, потом отошла к умывальнику, набрала еще холодной воды и вернулась к столику.

– Ты не думай, я-не пьющая, это так, для закалки и борьбы со временем…

Делать-то тут нечего. Плывешь, работаешь, пьешь. А как домой приедем или где стоим – тут уже можно и культурно пожить. Книжку купить, в кино… Ты вот сам книжки читаешь?

– Да.

– Хорошее это дело – книжки читать… – Даща кивнула и замолчала, задумавшись.

– Только одного этого мало, – минуты через две добавила она, вынырнув из своих размышлений и уставившись мне в глаза.

Глаза у нее были карие.

В окошко каюты кто-то постучал.

– Чего? – крикнула Даша.

– К тебе можно? – спросил хрипловатый женский голос. – Поговорить…

– Нет, нельзя, Катька. Завтра в цеху наговоримся! За окном прозвучали удаляющиеся не по-женски тяжелые шаги.

– Поговорить ей захотелось! – недовольно мотнула подбородком в сторону окна Даша. – Как Ваську у меня увела – так говорить не хотелось, а как он ее на хрен послал, так сразу «к тебе можно?» Ты если спать хочешь, не стесняйся меня, можешь раздеваться и ложиться. Я сейчас тоже, минут через пять…. Выйду, папироску сперва курну…

Она поднялась с койки.

Оставшись один, я быстро снял джинсы и футболку и забрался под легкое одеяло. «Интересно, – подумал я, – а что бы делал Шевченко, окажись он в моей ситуации? Как бы он отнесся к этой Даше? Распространилась бы его жалобная любовь к женщинам и на нее, сильную и по-матерински грубовато-добрую? Ведь и в ней есть что-то от „родины“, неважно – от какой. Действительно, словно само собой сравнение напрашивается – женщина-страна. Самодостаточная, решительная, независимая…»

За окошком прошел, негромко матерясь, какой-то мужик. Когда его гулкие шаги затихли, мысли мои побежали уже в другом направлении. Я думал о будущем, о ближнем будущем, навстречу которому я направлялся. «Было бы славно, – подумал я, – если б мне, русскому человеку, удалось найти эти записи Кобзаря. Чем не вклад в развитие дружбы между двумя братскими народами?!..» С этими мыслями я и заснул.

Глава 18

Весь следующий день мы плыли по Волго-Каспийскому каналу, который я сперва принимал за Волгу. Но Даша меня просветила.

– Погоди, котик, выйдем в Каспий – так спокойно не будет, – сказала она утром, выглянув в окошко, за которым если что и казалось спокойным, то только синее небо, ведь больше ничего видно не было.

Потом она ушла в свой цех и вернулась только к шести вечера. А я то сидел в раздумье, то дремал. В общем, набирался сил. Вечером бродил по периметру своего этажа, рассматривал обитателей рыбзавода, проходивших мимо в компаниях и поодиночке. Люди как люди, только глаза красные и у некоторых – горят. Я понимал, что жизнь и работа в одном и том же месте чревата психологическими отклонениями. Помню даже, как что-то нам в школе объясняли о трудностях одиночных и парных космических полетов – в том смысле, что хотеть стать космонавтом и быть им в реальности – это две печальные противоположности. Но, видимо, сравнивать трудности жизни на плавучем рыбзаводе с трудностями космонавтов просто грех. Тут было множество людей, разнополых, разного возраста. И в меру своего развития и воображения они находили себе соответствующий досуг. Да и тот факт, что на мне они даже взгляда не задерживали, показывал, что ни от одиночества, ни от недостатка новых лиц они не страдали.