Добрый ангел смерти

– Потому, что ты мне понравилась, – ответил я, но голос мой прозвучал грустно.

– Но это же хорошо, когда подарок выбирает своего будущего хозяина, – сказала Гуля, заглядывая в котелок с водой, висевший над хрустящим костром.

Я замолчал. Ее последние слова меня окончательно добили. Я, стало быть, был подарком…

Я сидел на подстилке, уткнувшись взглядом во все еще застывшего хамелеончика, изображавшего, по всей видимости, собственное чучело.

Гуля поднесла мне пиалу с зеленым чаем и предложила на своей ладони несколько шариков сыра. Я взял один, сунул в рот, стал катать его языком, «раскатывая» по небу его солоноватый вкус.

Гуля присела рядом. Посмотрела н меня, потом, проследив за направлением моего взгляда, увидела хамелеончика.

– Какой красивый! – произнесла она, чуть наклонившись вперед, i Мне показалось, что хамелеончик, услышав ее слова, испуганно дернулся и посмотрел на нее.

Постепенно я успокоился, смирился с ее словами. Может, действительно нет ничего плохого или даже странного в том, что подарок сам выбирает, кому он хочет принадлежать… По крайней мере на протяжении тысячелетий у женщин, которые часто становились подарками, такого выбора не было.

Солнце поднималось. Мы сидели рядом на полосатой подстилке и таком же покрывале. Пили чай, катали языками во рту сырные шарики, смотрели на хамелеона, поочередно смотревшего на нас.

– А я очень испугался, – признался я наконец Гуле. – Верблюдица захрапела, потащила рюкзак куда-то. Я вскочил, а тебя – нет…

– Хатема захрапела? – удивленно переспросила Гуля. Она поднялась, оставив пиалку на подстилке. Подошла к верблюдице, погладила ее, посмотрела на след рюкзака, протащенного на пару шагов в сторону. Потом пошла по этому следу дальше, в сторону, противоположную следу рюкзака. Прошла метров тридцать, остановилась.

– Коля! – крикнула она оттуда. – Подойди! Я подошел и увидел вмятинки-следы на песке. Это были одиночные следы. Кто-то дошел до этого места, потом остановился, присел, потом снова встал, потоптался и пошел назад.

Тут же я вспомнил следы, которые видел поутру вокруг себя на берегу Каспия. Сказать ли Гуле об этом? Или она испугается?

– Это не казах, – спокойно сказала Гуля.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

– Казахи по песку не бегают, а здесь кто-то убегал… Мы молча вернулись к верблюдице. Собрали вещи. На песке осталось только покрывало со вцепившимся в него хамелеоном. Я не знал, как с ним поступить.

– Он хочет, чтобы мы его с собой взяли, – сказала Гуля.

Я вздохнул. Брать его в руки не хотелось, хоть я вроде бы и знал, что хамелеоны не кусаются.

– Говорят, что хамелеон приносит удачу кочевникам… – задумчиво произнесла Гуля.

Она присела перед ним на корточки, погладила его, и он сделал какой-то шаткий шаг, повернул к ней маленькую уродливую мордочку, так не похожую на его же ночной неподвижный величественный профиль.

«Вот почему он любит бродить ночью, – подумал я. – Нужно бродить тогда, когда ты кажешься красивым…»

Гуля сложила покрывало, а хамелеон стоял рядом на песке, следя за ее действиями.

– Сейчас мы тебе найдем место, – сказала ему Гуля. Потом, когда вся поклажа была уже на верблюде, она подняла хамелеона и посадила его на мой сине-желтый рюкзак. Хамелеон, вцепившись лапками в желтую часть рюкзака, пожелтел, потом перешел на синюю и так же быстро посинел. Там он и замер в ожидании дороги.

Я надел свою остроконечную войлочную шапку – подарок Джамшеда подарку его дочери – и мы тронулись в путь. Мы шли чуть впереди Хатемы, а повод верблюдицы был в руках у Гули. Она, казалось, была хозяйкой и раскинувшихся вокруг песков, и нашего маленького каравана, и все еще виднеющихся вдали, но никак не приближающихся холмов.

Глава 29

Следующей ночью я спал некрепко, но сладко. Мне снилось, что мы с Гулей лежим рядом и я, укутанный в ее тепло, то и дело затаиваю дыхание, чтобы слышать своей кожей удары ее сердца. Проснулся я легко и внезапно, почувствовав на груди какое-то движение. Открыл глаза и увидел уже знакомую картину – на мне поверх полосатого покрывала неподвижно сидел хамелеон, задрав красивый профиль к небу. Он словно стоял на страже, егр неподвижность была одни революционной бдительности.

«Чего он к нам прицепился? – подумал я, приподнимая голову, чтобы получше его рассмотреть в голубом полумраке ночи. – Или мы ему так понравились, или ему просто одиноко в пустыне? Ладно, если он приносит удачу, то прогонять его глупо».