116  

Но как бы то ни было, а Республика явно торжествует. Весной этого года город Майнц снова видит себя осажденным и опять переменит хозяина; правду сказал Мерлей из Тионвиля, "с диким взглядом и бородой", что его видели там не в последний раз. Курфюрст Майнцский обращается к своем братьям государям со следующим уместным вопросом: не благоразумнее ли начать переговоры о мире? "Да!" - отвечают в душе многие другие курфюрсты. Но в то же время Австрия колеблется и в конце концов отказывается, получив субсидию от Питта. Что касается последнего, то кто бы ни колебался, а он, приостановив у себя действие своего Habeas Corpus[100], прекратив платежи звонкой монетой, остается непреклонным, несмотря ни на перевороты в других государствах, ни на свои домашние затруднения со стороны шотландского национального парламента и английских Друзей Народа, которых он принужден судить, вешать или даже видеть оправданными и торжествующими; жесткий, непреклонный человек! Его Величество король Испании, как мы и предсказывали, заключает мир, то же делает и король прусский, и составляется Базельский договор. Договор с мрачными анархистами и цареубийцами! Увы, что делать? Нельзя повесить эту анархию; пожалуй, она скорее повесит вас самих; волей-неволей приходится вступить в переговоры с нею.

Между тем генералу Гошу удается установить мир в Вандее. Негодяй Россиньоль и его "адские колонны" исчезли; Гош достиг мира твердостью, справедливостью, рассудительностью и умными мерами. Набирая свои "подвижные колонны" не из адских элементов, оцепляя ими страну, прощая покорных, казня оказывающих сопротивление, он шаг за шагом усмиряет восстание. Ларошжаклен, последний из дворян, пал в бою; Стоффле сам вступает в переговоры; Жорж Кадудаль возвращается в Бретань, к своим шуанам; ужасная гангрена Вандеи, по-видимому, окончательно устранена. Она стоила круглым счетом 100 тысяч жизней, а с потоплениями, поджогами и адскими колоннами число жертв не поддается исчислению. Такова вандейская война.

Однако несколько месяцев спустя она вспыхивает вновь, но уже в последний раз, раздутая Питтом и нашими ci-devants Пюизе из Кальвадоса и другими. В июле 1795 года английские корабли вступают на рейд Киберона. Там предполагается высадка воинственных ci-devants роялистов, добровольцев из военнопленных, страстно желающих дезертировать; выгружаются огнестрельное оружие, прокламации, амуниция и звонкая монета. Но и республиканцы быстро вооружаются, идут в полночь тайком по побережью Киберона и штурмуют форт Пантьевр; гром войны смешивается с ночным ревом моря, и утренняя заря освещает редкую картину. Высадившиеся бросаются обратно в свои лодки или в морские волны и с воплями погибают. Словом, ci-devant Пюизе терпит здесь такую же неудачу, как и в Кальвадосе, когда он мчался из Вернонского замка без сапог.

Таким образом, и это дело стоило жизни многим смелым людям, в числе которых все оплакивают храброго сына Сомбрейя. Злополучная семья! Отец и младший сын погибли на гильотине; героиня дочь, доведенная до нищеты, прячет свое горе от истории; старший сын погибает здесь, на Кибероне, расстрелянный военным трибуналом как эмигрант, сам Гош не может спасти его. Если все войны, гражданские или другие, суть плоды недоразумений, то где же скрывается разумение?!

Глава четвертая. ЛЕВ НЕ УМЕР

Конвент, несомый течением судьбы к чуждой победе и гонимый сильным ветром общественного мнения к милосердию и роскоши, несется так быстро, что нужно все искусство кормчего, и даже более, при такой скорости.

Интересно смотреть, как мы поворачиваем и кружимся и все-таки принуждены плыть по ветру. Если, с одной стороны, мы вновь принимаем в Конвент 73 протестовавших, то с другой - принуждены согласиться на довершение апофеоза Марата: взять его тело из церкви кордельеров и перенести в Пантеон великих людей, вырыв прах Мирабо, чтобы очистить место. Все напрасно: напор общественного мнения не ослабевает! "Золотая молодежь" в заплетенных косичках сбрасывает бюсты Марата в театре Фейдо, топчет их ногами, бросает их с яростными криками в сточную яму Монмартра. Снесена его часовня на площади Карусель; сточная яма Монмартра принимает даже прах его. Ни один обоготворенный человек не оставался божеством более короткое время. Каких-нибудь четыре месяца в Пантеоне, храме всех бессмертных, - и затем в сточную яму, великую клоаку Парижа и мира! "Число бюстов Марата достигло одно время около четырех тысяч". Из храма бессмертных в клоаку! Так бросает судьба бедные человеческие существа!

  116  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×