115  

Теперь, женщины, не дрожите, поспешайте: слышите, уже другой голос у первой двери кричит: "Спасайте королеву!", и дверь захлопывается. Это голос отважного Миомандра выкрикивает второе предупреждение. Он прорвался сквозь неминуемую смерть, чтобы успеть предупредить, и теперь, успев, встречает неминуемую смерть лицом к лицу. Храбрый Тардье дю Репер, помогавший ему в этом отчаянном деле, сражен пиками, его с трудом вытаскивают еще живым его товарищи. Миомандр и Тардье, пусть же живут имена этих двух лейб-гвардейцев, как пристало именам отважных людей.

Дрожащие фрейлины, одна из которых издали разглядела Миомандра и услышала его, торопливо одевают королеву, но не в парадное платье. Она бежит, спасая свою жизнь, через Oeil de Boeuf, в парадный вход которого уже ломится мятеж, и вот она в покоях короля, в объятиях короля, она прижимает к себе детей среди немногих, оставшихся верными. Рожденная управлять империями, она разражается материнскими слезами: "О, друзья мои, спасите меня и моих детей!" Грохот мятежных топоров, ломающих двери, доносится через Oeil de Boeuf. Какое мгновение!

Да, друзья, гнусное, ужасное мгновение, позорное равно для правителей и управляемых, в которое и правители и управляемые позорно удостоверяют, что их взаимоотношениям пришел конец. Ярость, кипевшая в 20 тысячах душ в последние 24 часа, вспыхнула пламенем, тело Жерома с размозженной головой лежит там, как тлеющий уголь. Как мы уже сказали, бескрайняя стихия ворвалась внутрь, бурным потоком затопляя все коридоры и все ходы.

Тем временем почти все несчастные лейб-гвардейцы загнаны в Oeil de Boeuf. Они могут умереть там, на пороге королевских покоев, но они мало что могут сделать, чтобы защитить короля и его семью. Они придвигают скамьи, любую мебель к дверям, по которым грохочет топор мятежников. Погиб ли отважный Миомандр там, у внешних дверей покоев королевы? Нет, его, израненного, исколотого, изрубленного, бросили умирать, но он тем не менее приполз сюда и будет жить, чествуемый верноподданной Францией. Отметим также прямое противоречие многому из того, что говорилось и пелось: мятежники не ворвались в двери, которые он защищал, но поспешили в другое место, на поиски новых лейб-гвардейцев.

Несчастные лейб-гвардейцы с их пирами Фиеста в Опере! Их счастье, что мятежники вооружены только пиками и топорами, а не настоящими осадными орудиями! Двери дрожат и трещат. Должны ли все лейб-гвардейцы позорно погибнуть вместе с королевской семьей? Дешютт и Вариньи, убитые при первом натиске, были обезглавлены в Мраморном дворе - принесены в жертву манам[301] Жерома; эту обязанность охотно выполнил Журдан с черепичного цвета бородой и спросил: "Нет ли еще?" С дикими песнопениями они ходят вокруг тела другого пленного: не засучит ли Журдан рукава еще раз?

Все яростнее и яростнее бушует мятеж, грабя, когда не может убивать; яростнее и яростнее грохочет он в Oeil de Boeuf, что может теперь помешать ему на его пути? Внезапно он прекращается, прекращается грохот топоров! Дикая толкотня, топот и крики стихают, наступает тишина, в которой приближаются мерные шаги и раздается дружеский стук в дверь: "Мы гренадеры Центрального округа, бывшие французские гвардейцы. Откройте нам, господа лейб-гвардейцы, мы не забыли, как вы спасли нас при Фонтенуа!"27 Дверь открывается, капитан Гондран и гренадеры Центрального округа входят и попадают в объятия своих боевых товарищей, которые возвращены к жизни.

Непостижимы эти сыны Адама! Ведь гренадеры Центрального округа покинули дома для того, чтобы "наказать" этих самых лейб-гвардейцев, а теперь бросились спасать их от наказания. Память об общих опасностях, о былой взаимопомощи смягчила грубые сердца, грудь прижимается к груди в объятиях, а не в смертельной схватке. На мгновение в дверях своих покоев показывается король: "Пощадите моих лейб-гвардейцев!" "Будем братьями!" - восклицает капитан Гондран, и они снова выбегают с опущенными штыками, чтобы очистить дворец.

Теперь является и Лафайет, неожиданно поднятый, но не от сна (он еще не смыкал глаз), изливая потоки страстного красноречия и быстрых военных команд. Подходят пробужденные по тревоге трубами и барабанами национальные гвардейцы. Смертельная опасность миновала; первая вспышка мятежа, сверкнувшая в небе, погашена и горит теперь хотя и незатушенная, но уже без пламени, как тлеющие угли, и может угаснуть. Покои короля в безопасности. Министры, чиновники и даже некоторые верноподданные депутаты Национального собрания собираются вокруг своих Величеств. После рыданий и растерянности паника постепенно затихает и уступает место, составлению планов и советам, лучшим или худшим.


  115  
×
×