В объятиях тирана

— Я всегда полагала, что они занимаются в основном выбором столовых приборов, — нерешительно возразила Кристина. — А женщина к тому же должна соблюдать диету, чтобы влезть в свадебное платье на пару размеров меньше обычного.

Внезапно остановившись, Говард повернул ее липом к себе.

— Только попробуй и тебе не поздоровится! — прорычал он, всем телом прижимая ее к стене. — Мне и так в тебе все нравится.

— Говорят, я само совершенство, до тех пор пока не открою рот.

Судорожно вздохнув, она запустила пальцы в волосы прильнувшего губами к ее шее Говарда. Он поднял голову.

— Какой идиот это сказал? — Кристина ткнула пальцем ему в грудь.

— Ты… однажды на Рождество.

— У тебя хорошая память, — усмехнулся он. — И вообще ты умница.

Она не видела ничего умного в том, что влюбилась в мужчину, который ее не любит, но оставила свое мнение при себе.

— А ты знаешь, что переспать с кем-нибудь — это самый верный способ разрушить дружбу?

Говард хмыкнул и снова потащил ее по коридору.

— Какое счастье, что мы с тобой никогда не были друзьями! — бросил он через плечо.

— Наверное, — согласилась она с некоторым сожалением. — Эй, ты не можешь помедленней? У меня не такие длинные ноги, как у тебя, — взмолилась Кристина несколькими секундами позже.

Он решил проблему, подхватив се на руки. Закрыв за собой дверь спальни, Говард положил Кристину на кровать.

— Ты самая желанная из всех женщин, которые у меня когда-либо были, — заявил он, наклоняясь и целуя ее.

— Очень любезно с твоей стороны, — сообщила она. — Но ты вовсе не обязан говорить то, чего не думаешь.

— Я никогда не говорю того, чего не думаю.

— Однако…

Он прижал палец к ее губам.

— Не пытайся убедить меня в том, что никто не называл тебя красивой. — Взяв Кристину за подбородок, он повернул ее голову в одну сторону, потом в другую. — Этого просто не может быть!

— Говорили, — призналась она. — Но они не были… не были тобой.

Последовавший поцелуй, потрясающе нежный, был обещанием предстоящего, квинтэссенцией чувственности. На глаза ее навернулись слезы, последние сомнения исчезли… Возможно, решение ее можно было назвать сумасшедшим и безответственным, однако инстинкт подсказывал, что оно было единственно верным.

Говард выпрямился.

— Подожди немного, мне надо принять душ. — Кристина покачала головой.

— Я и так ждала столько, что это показалось мне вечностью.

Это высказанное хриплым голосом признание вызвало у него хищную улыбку, заставившую Кристину нервно облизнуть пересохшие губы. Одним движением он снял через голову майку, за которой последовали спортивные трусы.

Под трусами ничего не было.

— О Боже! — Она смотрела на него, но не украдкой, пытаясь соблюсти хоть видимость приличий, а широко открытыми от изумления глазами.

Ее реакция, казалось, лишь позабавила Говарда, ничуть не смущающегося своей наготы. Сама Кристина вряд ли могла бы представить себя перед ним в таком виде. Может быть, если только выключить свет?

— Тебе нравится?

Она стыдливо уклонилась от его смеющегося взгляда. Как будто это нуждалось в подтверждении!

Ты прекрасно знаешь, что нравится, — пробормотала Кристина.

Разве такое могло не нравиться? Он был просто великолепен! Настолько великолепен, что можно было простить ему даже самодовольную улыбку — впрочем, если подумать, не такую уж и самодовольную.

— Если ты будешь продолжать на меня так смотреть, Кристина… — хрипло начал Говард.

— Ничего не могу с собой поделать.

Этот простой ответ, казалось, лишил его дыхания.

— Не потеряй эту мысль! — воскликнул он, хватая висящее на спинке стула полотенце. — Дай мне две минуты!

— Не уходи! — запротестовала она, поднимаясь на коленях.

— Кристина, дорогая, — взмолился Говард, — я только что пробежал десять километров, рядом со мной тебе будет не слишком приятно.

— Мне все равно.

— Всего две минуты, — обещал он. — Если только ты не хочешь разделить…

— Что? Я… с тобой? В душе?

— Ладно, может быть, когда-нибудь потом. — Откинувшись обратно на постель, Кристина издала стон нетерпения. Слыша звук льющейся в ванной воды, она кляла себя за то, что не приняла его предложения, повела себя на манер глупой, застенчивой девственницы… Может быть, потому, что так оно и есть? Может быть, не столько застенчивая, сколько глупая?